– Та страшная катастрофа в Керчи стала логическим завершением Крымской эпопеи. Всем это ясно уже.
– Его величество это тоже понял.
– А говорят, что с государя нашего все было как с гуся вода. Никого он не слушал, никого не жалел. В конце жизни дикая мания величия и полная уверенность в собственной правоте. Бессердечие и ложь. Я вот слышал… слухи упорные, что его отравили. Когда один человек губит все и он как камень на шее у всех…
Пушкин-младший молчал.
– А как он с твоим отцом поступил, – продолжал Клавдий.
– Отец сам шел навстречу своей судьбе. А насчет слухов… я слышал, что это было самоубийство. Именно от безысходности. Государь сам принял яд. Но Клавдий…
– Что, Саша?
– Я все же служил ему честно.
В темном небе над Присутственными местами и казармами конного полка один за другим начали взрываться ослепительные фейерверки. Время было далеко за полночь. Но костры на площади полыхали. И крепостная труппа по-прежнему пела и плясала под звуки скрипок, кларнетов и флейт. Ветер стих, и снег теперь валил крупными хлопьями, укутывая Бронницы плотной завесой, словно отгораживая от остального мира.
Внезапно во всю эту какофонию музыки и грохота петард ворвался новый звук.
То ли визг истошный, то ли вопль ужаса…
И шел он не со стороны входа в гостиницу, а со двора, окруженного флигелями, где располагались самые дорогие номера.
Клавдий пересек просторную комнату и подошел к окну, выходившему во двор.
Он увидел человека в тулупе с фонарем, бежавшего от флигеля, спотыкающегося, размахивающего руками и что-то отчаянно громко кричащего.
– Карррррррраул!!! Убили! Душегубство! Разбойййййййй!
И – топот ног по лестнице, и громкий заполошный стук в двери номера:
– Барин! Ваше высокоблагородие! Беда!
– В чем дело? – Александр Пушкин-младший распахнул дверь.
За ней стояли гостиничный лакей и коридорный.
– За вами послали! Савка в трактир вломился – сам не свой с перепуга.
– Да что случилось-то? Говори толком, – вмешался и Мамонтов.
– Во флигеле, где номера… он говорит, и словами-то не передать, что там такое! Хозяин меня за вами послал. Вы ведь здесь это… око государево!
Пушкин-младший, забыв про сюртук, прямо на рубашку накинул свою старую офицерскую накидку, подбитую мехом. Мамонтов надел шубу, и они пошли за лакеем и коридорным. Спустились по лестнице, прошли черным ходом во двор к флигелям.
Здоровый мужик в тулупе и треухе с фонарем, который и поднял тревогу, стоял у левого флигеля.
– Я, ваше высокоблагородие, я в окно увидал…
Он тыкал в сторону окна одного из номеров.
– Оставайтесь все здесь снаружи, – скомандовал Пушкин-младший. – Потребуется, я вас позову, но самим не соваться.
Они с Мамонтовым зашли во флигель, прошагали по коридору и остановились перед белой дверью просторного номера на первом этаже.
– Эта комната, – сказал Мамонтов и постучал.
Ему никто не ответил.
Тогда он толкнул дверь, и она со скрипом открылась, являя их взору номер с большой кроватью под бархатным балдахином. Свет давали лишь три оплывшие свечи в бронзовом подсвечнике, который стоял на туалетном столике.
Пушкин-младший и Клавдий увидели это…
В нос ударил густой тошнотворный запах – сладкий с примесью железа.
Запах крови.
Александру Пушкину-младшему, как человеку военному, этот запах был знаком.
Глава 7
Ближний круг
– Открываю, открываю, подождите!
Кто-то, точно выпь на болоте, тревожно и страстно выкликал это из-за массивных въездных ворот поместья Псалтырникова.
Катя и Клавдий Мамонтов завезли майора Скворцова в Олимпийский комплекс, переправились через мост и спустя десять минут уже оказались в пункте назначения. Катя весь путь молча просматривала список подозреваемых. Сидела она сзади – и то и дело ловила на себе взгляды Мамонтова, которые он бросал в зеркало.