Катя оставила свою крохотную машинку на стоянке ОВД и направилась к озеру.

Итак, значит, Бронницы…

Она оглядела центральную площадь. Нечто уютно-плоское, как блин, однако с высоченной колокольней. Тихое до дрожи (и машины-то не ездят, а ведь шесть часов, час пик). Этакое типично подмосковное – без унылой деревенщины, однако и не совсем дачное. Бедное, неказистое, но приятное на ощупь. Вроде как сказочка про Иванушку-дурачка из местных, который, однако, уже успел ощипать ясна сокола для воскресного барбекю и снять с серого волка шкуру на коврик для «Джипа».

Ансамбль Присутственных мест она миновала – его недавно покрасили желтой ядовитой краской. И он сиял. Пожарный сарай пах бензином. Парк оказался приятным, но она держалась центральной аллеи – вечер все же. Вечером в парке – да мало ли…

Над Бельским озером в этот не по погоде теплый октябрьский вечер стелился густой туман. Катя подошла к причалу. Здесь же эллинг для каноэ и лодок.

Тишина. Пустота. Сумерки.

Плеск весел. Сильные мощные гребки.

Из тумана выплыло каноэ.

Мощные плечи гребца. Светлые волосы – короткая стрижка…

Я, Клавдий…

Сколько же они не виделись?

Еще два мощных гребка, и каноэ зарылось носом в берег. Он выпрыгнул. Конечно, Катя его узнала. Как было не узнать? Серая толстовка обвязана вокруг пояса. Ему всегда было не холодно, даже на ледяном ветру. Серая, промокшая от пота футболка. И татуировка на левом предплечье – крылатый грифон.

Я, Клавдий…

– Здравствуйте, Клавдий.

Он смотрел на нее.

– Привет. Вы приехали?

– Я приехала по делу. Меня вызвал ваш начальник Скворцов.

– Ясно. Я рад, что вы приехали, Катя.

– Я-то здесь, а ваш начальник куда-то делся.

– Найдется. А я все ждал, что вы приедете. Но потом… ну, короче, понял – обещанного три года ждут.

Клавдий все смотрел на нее. Катя подумала – лучше бы они повстречались с ним в отделе в деловой обстановке. А не здесь, в этом тумане на берегу бескрайних вод.

– Вы в отпуске?

– Скворцов попросил меня пока в отпуск уйти.

– Мне надо в отдел вернуться, вдруг он приехал?

Клавдий Мамонтов легко поднял свое каноэ вместе с веслами.

– Идемте.

Катя зашагала по дорожке. Мамонтов шел рядом с ней.

– Я, честно говоря, думала, что вы давно уволились из ГИБДД и уехали из Бронниц.

– Нет, я все еще здесь.

– Вы увлеклись греблей?

– А здесь больше делать нечего. Качалка в фитнес-клубе да гребные гонки.

– Городок такой милый. Славный, – Катя решила перевести в светское русло разговор, который по вине Мамонтова то и дело зависал на многозначительные долгие паузы. – Все отреставрировано. Часы на колокольне.

– Могила декабриста Фонвизина – местная достопримечательность, – неожиданно охотно поддержал разговор Мамонтов. – И могила Пущина, друга Пушкина. А еще вам все здесь в Бронницах расскажут, что старший сын Пушкина, Александр Александрович во время отмены крепостного права был здесь, в уезде, мировым посредником – споры улаживал между крестьянами и дворянами по поводу земли. Его жена владела здесь имением и конезаводом. И у Фонвизиных тоже было имение.

– Как вы все тут успели изучить, – похвалила его Катя. – А вы… все там же живете?

– Да, на папиной даче. Родители летом приезжают. А потом бросают меня одного на произвол судьбы.

– Никогда бы не подумала, что вы задержитесь здесь, Клавдий.

– Гены, наверное, – он усмехнулся. – У меня предок здесь ошивался. Еще в девятнадцатом веке, тоже как раз во время отмены крепостного права. Он приехал сюда якобы торговать имение Фонвизиных. Но так его и не купил. Как семейное предание говорит – не потянул цену. Пить надо было меньше и в карты играть.