Последствия очевидны. Друзья замечают, что с моим героем творится странное. Ему вечно некогда. Он перестает общаться с ними вне школы. Чем он, спрашивается, занят? Вот это номер – он, оказывается, учится! Он выходит в отличники по всем предметам да еще, говорят, зубрит какую-то фигню сверх школьной программы. Ботаник! Учителя ставят его в пример остальным, и это катастрофа. Рейтинг популярности моего героя в среде недавних товарищей съеживается и ушмыгивает под плинтус. Его унижают и даже бьют, но он упорен. За год он овладевает английским на уровне оксфордского студента и переходит к японскому. Упражняясь, изрисовал обои иероглифами. Родители, поначалу довольные, начинают не на шутку тревожиться о психическом здоровье своего чада. А чадо тем временем начинает осваивать язык баньянги, отвлекаясь лишь на скалолазание, поскольку Балыкин велел не терять физической формы. Родители находят на столе сына вузовский учебник по вирусологии и «Теорию машин и механизмов», сокращенно ТММ, каковую аббревиатуру студенты технических специальностей давно и справедливо переводят то как «тут моя могила», то как «тысяча мелких мерзостей». Тинейджер изучает экономику и социологию, медицину и горнорудное дело, физику и психологию. И долбит, долбит, долбит языки! В параллельных мирах, даже ближайших, никто не говорит на языке баньянги, там свои наречия, и как раз для того, чтобы быстро освоить их, скользуну нужна обширная и разнообразная языковая практика. А для того, чтобы с честью выходить из непредсказуемых ситуаций, ему нужен хорошо отлаженный мозг. Балыкин полагает, что с отладкой мозга, не способного усвоить Ниагару разнородной информации, не стоит и возиться. Он, конечно, изувер, но осуждать его мне некогда.

Иногда занятия проводятся в группе. Пять-семь человек в возрасте от десяти лет. Мой герой – самый старший. У него поздно выявлен дар скользуна, поэтому он должен работать над собой в полную силу и даже через нее. Один не выдержавший нагрузки мальчик начинает заговариваться и выбраковывается в психбольницу. Одна девочка пропадает навсегда на практических занятиях по скольжению – уходит в какой-то мир и не возвращается. Ее безрезультатно ищут. Время от времени мой герой попадает в нелепые ситуации а-ля волшебник-недоучка, но все же делает успехи. Он занимается по индивидуальной ускоренной программе, и Балыкин время от времени уделяет ему внимание.

– Помнишь того спринтера, Нэйджела Янга?

– Того, что взял золото на Олимпиаде в Стамбуле?

– Точно. Он родился не на Земле… в смысле, не на нашей Земле, а на одном из ее двойников. Тамошние аборигены здорово умеют бегать на короткие дистанции, а здесь с таким временем на стометровке Янг просто стал мировой знаменитостью. Вообще-то привлекать к себе внимание – не наш метод, но, видимо, у Янга были свои причины. С одной стороны, он хотел славы, а с другой – жутко страдал от своей известности и в конце концов был вынужден потратиться на яхту, чтобы разбить ее о рифы. Тела, вестимо, не нашли. Тело это вернулось в свой мир, а может, слоняется по другим мирам, чего не знаю, того не знаю…

И Балыкин трубно высморкался.

– Значит… – с замиранием сердца прошептал я, – в иных мирах тоже есть свои скользуны? И они посещают наш мир?

– Естественно, – пожал плечами Балыкин, комкая нечистый носовой платок. – А ты как думал? Чем другие хуже нас?

«Тем, что они другие», – хотел было ответить я, но вместо этого спросил:

– А где появились первые скользуны – у нас или где-то там, у них?

– Ты имеешь в виду людей?