И заблуждался даже по части его предпочтений в барышнях. Насколько помню, он всегда пускал слюни на невесомых хрупких нимф с бледной полупрозрачной кожей и печальным взором. Тощих, возвышенных, почти эфемерных. А передо мной сейчас сидела Ника – его подружка – фигуристая, пьющая вискарь, стреляющая из пушки и ругающаяся как сапожник. На нимфочку, прямо скажем, была мало похожа.

Да… Чего-то о Юрке я явно не знал и пообещал себе во всем разобраться. И не успев задать ни одного из назревших вопросов, припал к окну. Ника последовала моему примеру.

До боли знакомый рев моторов прорезал тишину, которой был окутан закрытый на ремонт паб на окраине города.

Я прислушался, пытаясь угадать марки ревевших на улице мотоциклов. Не потому, что такой уж знаток, просто попасть пальцем в небо (или точнее, хоть в один мот), когда на тебя движется такая свора, совсем несложно.

И один, действительно, угадал. «Харлеи» вообще несложно распознать по звуку. Девушка на «Дайне» возглавляла стайку, запарковавшись перед пабом. Несложно было догадаться, что она лидер: по моту, по позе, по уверенному выражению лица и сверлящим все вокруг глазам.

– Знаешь их? – кивнул в сторону девушек, которые уже спешивались и снимали одна за другой шлемы.

– О да-а, – отозвалась Ника. – Но лучше бы не знала. Хотя…

Она не договорила и сорвалась с места. Я последовал за ней.

Во дворе на парковке нас ждало шесть прекрасных наездниц. Не то чтобы я успел их всех разглядеть, но дамы на мотоциклах по умолчанию прекрасны, даже если не в полной мере соответствуют эстетическим и романтическим предпочтениям.

– Привет, Чупа! – раскинув руки в стороны, поздоровалась Ника.

– Привет, продажная! – Длинноногая харлеистка прижала предплечьем шлем и с холодом осмотрела меня, затем обратилась к Нике: – Что за хрен?

– Где твои манеры, Чупа?

– Где твой бывший?

– Что, сразу к делу? – Ника сцепила руки на груди и тоже приняла уверенную позу, давая понять, что на провокации она не поведется и оправдываться не станет.

– Где он?

– Мне-то почем знать? – отмахнулась она.

Это девчачье противостояние на парковке перед баром на отшибе города выглядело слегка киношным. Если бы одна из них сказала «Эта парковка слишком мала для нас обеих» я бы заржал в голос. Но девушки выглядели весьма серьезными.

Субтильная Чупа, ростом чуть ли не выше меня, являлась обладательницей выдающейся внешности, но не из-за божественной красоты, а скорее потому, что могла бы стать моделью, если бы захотела. Высокий рост и лицо без косметики, похожее на холст, наверняка вдохновляли бы визажистов и модельеров. Густые светло-русые стриженные по плечи волосы плотной гривой спадали на плечи. Она небрежно поправила их, перехватив шлем другой рукой, и надменно уставилась на Нику.

– Отвечать будешь? Или мне натравить рыбок?

На мой вопрошающий взгляд Ника ответила коротко и ясно:

– «Пираньи» – шайка оборванок, по которым плачет тюрьма.

– Зато мы не тремся с продажными говнюками.

– Да что ты? – возмутилась Ника. – Напомни-ка мне, кто помог твоему малолетнему братцу не сесть, когда тот с приятелями разбил витрину алкомаркета и спер пару бутылок дорогущего рома? – взъерепенилась Ника, и Чупа едва заметно дернулась назад, в порыве попятиться. – А кто помог Лизе, когда муж избил ее и сказал, что убьет, если она бросит его? – Ника повысила голос и указала на брюнетку с небольшим, но заметным шрамом на лице. – Кто засадил говнюка в тюрьму, чтобы его слова никогда не стали реальностью? Кто?

То, как она говорила про бывшего совсем недавно и как защищала теперь, выглядело противоречиво. Возможно, она делала это из обостренного чувства справедливости, а, может, чтобы приструнить Чупу. В любом случае смотрелось весьма убедительно.