Единственной системой, которую обнаруживали камеры, была та самая, что красовалась строго по центру всех экранов на мостике – та самая, с неподобающим ожерельем планет, кружащих вокруг звезды невнятного цвета. У Кейна уже не осталось сомнений – и еще меньше их было у Ламберт, – что «Ностромо» предполагал именно эту систему их непосредственным пунктом назначения.

Все же здесь могла крыться ошибка расчета времени, а не пространства. Солнце могло быть расположено где-то в отдалении слева или справа от этой звезды. И был надежный способ это выяснить.

– Свяжись с управлением траффика, – Кейн пожевал нижнюю губу. – Если мы сможем связаться с ними, то поймем, что мы – в правильном квадранте. Если Солнце где-то неподалеку, то мы получим ответ с одной из внешних станций.

Пальцы Ламберт тронули другие кнопки.

– Это коммерческий буксир глубокого космоса «Ностромо», регистрационный номер один-восемь-ноль-два-четыре-шесть, на пути к Земле с объемным грузом нефти-сырца и заводом по ее переработке. Вызываю Антарктическое управление траффиком. Вы меня слышите? Прием.

В ответ из динамиков донеслось только слабое, но постоянное шипение помех. У ног Рипли мурлыкал в такт этому шуму Джонс.

Ламберт попыталась снова:

– Коммерческий буксир глубокого космоса «Ностромо» вызывает Солнце, Антарктическое управление траффиком. Мы испытываем сложности с определением места положения. Это срочный вызов; пожалуйста, ответьте.

И снова только нервное шипение помех.

Ламберт забеспокоилась:

– Нужна помощь, нужна помощь. Буксир «Ностромо» вызывает солнечное управление траффиком или любое судно в диапазоне слышимости. Нужна помощь. Ответьте.

Неоправданный призыв о помощи (ведь Ламберт знала, что им сейчас не угрожает никакая непосредственная опасность) остался без ответа и отклика. Она удрученно выключила передатчик, но оставила приемник работать на всех каналах, на случай, если где-то рядом пройдет еще один корабль, ведущий трансляцию.

– Я так и знала, что мы не рядом с нашей системой. Я знаю окрестности, – пробормотала Рипли и кивнула на экран над своим местом. – Такого нет нигде поблизости от Солнца.

– Занимайся делом, – приказал ей Кейн и повернулся обратно к Ламберт. – Ну и где мы? У тебя уже есть данные?

– Дай мне минутку, ладно? Это не так просто. Мы в каком-то космическом захолустье.

– Старайся.

– Я над этим работаю.

Через несколько минут интенсивного поиска и взаимодействия с компьютером на ее лице появилась скупая ухмылка удовлетворения.

– Нашла, где это… и мы. Мы совсем недалеко от Дзеты-Два в созвездии Сетки. Еще даже не достигли внешнего заселенного кольца. Слишком глубоко, чтобы дотянуться до навигационного маячка, не говоря уже о диспетчерах Солнечной.

– И какого черта мы здесь делаем? – вслух поинтересовался Кейн. – Если с кораблем все в порядке, а мы еще не дома – зачем Мать нас разморозила?

По чистой случайности, а вовсе не в ответ на размышления старпома, раздался громкий и повелительный сигнал, привлекающий внимание к станциям управления…

Рядом с кормовой частью «Ностромо» располагался просторный отсек, заполненный преимущественно сложными и мощными механизмами. Здесь находилось сердце корабля – обширная система двигателей, которые позволяли буксиру искривлять пространство, игнорировать время и «показывать свой металлический нос» Эйнштейну… и отсюда же шло питание устройств, поддерживавших хрупкие жизни человеческой команды.

На переднем краю этого массивного гудящего комплекса имелся стеклянный отсек, прозрачный бугорок на носу айсберга гиперпространственного двигателя. Внутри, устроившись в эргономичных креслах, находились два человека. Они несли ответственность за здоровье и благополучие корабельного двигателя, и такое положение дел их устраивало. Они заботились о нем, а он заботился о них.