Вот и сейчас терпеливо сносит мою иронию, впрочем, он вряд ли знает этот анекдот, а потому просто настороженно ведет ухом, но не высказывается.

— Ладно, гуляй, у меня еще два часа смены, — командую я ему, — потом уроки делать будем.

— Да какие уроки! — обиженно вопит он, — каникулы!

— Да? — надо же, точно… Последний учебный день же…

Все на свете забудешь тут с этим ритмом жизни…

— И я , к тому же, на минуту всего, — говорит он мне солидно, — а потом на работу.

— На какую еще работу? Когда успел?

Я, конечно, в курсе, что Ванька периодически подрабатывает. То флаеры раздает, то листовки расклеивает.

Но в последнюю неделю он подналег на учебу и, после настойчивых разговоров, принял решение пока что не работать.

Так что его слова для меня неожиданность.

— А я устроился курьером!

— Куда еще?

— В фирму, — очень важно говорит Ванька.

— Да что еще за фирма-то? Вань! Как они тебя взяли, несовершеннолетнего?

— Нормально взяли… — надувается он, — так и знал, что ты будешь выговаривать…

— Вань… — пытаюсь объяснить я, — это странно очень, ты понимаешь? Они тебя на договор взяли? Ты его подписывал?

— Нет… Сегодня первый пробный день. На три часа всего.

— А что разносить?

— Бумаги только.

Я молчу, обдумывая ситуацию. Странную, конечно. Нет, с одной стороны, такой работник и по зарплате выгодный, но с другой…

— Ань, — появляется на пороге Вовка, — бегом!

И я срываюсь с места, едва успев потрепать Ваньку по вихрастой башке.

Пока мы с сурово сжимающим губы Димкой повторно реанимируем больного, у которого на ивл “стукануло” сердце, проходит время. Затем привозят мужчину со свадьбы с колото-резанным, а за ним приезжает полиция и вязанка болеющих всей душой за него родственников, которых тоже приходится успокаивать и приводить в чувство, короче говоря, мы с Димой впервые за все дежурство садимся только на сдаче смены.

Потом выкатываемся на крыльцо, смотрим друг на друга…

И я молча отказываюсь от предложенной сигареты.

Хотя хочется до ужаса.

— Поехали, до дома довезу, — предлагает Дима.

И у меня нет сил отказываться, ноги реально не держат.

В машине у него приятно пахнет, играет расслабляющая музыка, и я придремываю.

Во сне ощущаю ласковые прикосновения к щеке, шее, это приятно до дрожи. Непроизвольно тянусь за нежностью еще, открываю глаза, когда по шее начинают скользить горячие губы.

Сразу приходит осознание, где я и кто со мной, упираюсь ладонями в плечи Димы, отталкиваю. С трудом, надо сказать.

Дима садится ровнее, смотрит на меня возбужденно:

— Ань… Ну ты чего?

И опять тянется целовать.

— Ничего! Домой, к жене, Дим!

Я торопливо запахиваю расстегнутый ворот толстовки, и когда успел, надо же… И выкатываюсь из машины, не слушая никаких возражений.

Все внутри дрожит, и совсем не от страха. Надо признать, что Дима в этом хорош, лучше у меня не было мужчины. Но это вообще ничего не значит.

О Ваньке я вспоминаю, уже стоя под душем.

Почему-то сердце сбоит от внезапной тревоги.

Он ведь не звонил, я бы увидела пропущенный…

Торопливо вытираюсь, беру трубку, набираю сама. Недоступен. Черт… Да что это?

Хожу по квартире, не находя себе места.

Вот как выяснить, что с ним? Сходить к нему? Да, надо идти! Если дома, то хорошо, успокоюсь. А если нет…

Ох, черт…

Я же даже не знаю, что там за фирма такая, которая несовершеннолетних на работу принимает? И вот сильно сомневаюсь, что Тамара, его мама, в курсе.

Но в любом случае надо выяснить.

Собираюсь, вороша влажные после душа короткие волосы, натягиваю футболку на голое тело, сверху черную косуху, потому что май внезапно не радует теплом, забираю телефон и наличку на всякий случай.