А я понял, что искал, чего мне не хватало: моей Наташи, родной и любимой, чьё тело знал наизусть, как и все её привычки, реакции... Я будто спал всё это время, создавал иллюзию жизни, а сейчас понял, что рядом с нею всё иначе. Обидел, предал... Мне нужно увидеть её ещё раз. Необходимо поговорить с ней. Узнать, как она, посмотреть в её глаза и, возможно, увидеть там хоть тлеющий уголёк былых чувств.

Дома раздражение достигло максимальной отметки. В то время как ты и так недоволен собственной жизнью, когда всё окружающее тебя чужое, то терпение быстро заканчивается. Я всё больше убеждался, что нужен Саше лишь в качестве банкомата, а Аня являлась для неё способом достижения своей цели. Дочь всё чаще её напрягала и злила. Она видела особенности развития малышки и, понимая, что для достижения положительной динамики нужно приложить очень много усилий, опускала руки. Ведь фото дочери было неловко выложить на свою страницу в Инстаграм, похвастаться подругам, как всё удачно сложилось в её жизни. В мечтах Александра, скорее всего, пила смузи в фешенебельном отеле, валяясь в шезлонге, а дочь резвилась с малышнёй под присмотром аниматоров, не мешая мамочке отдыхать. Реальность оказалась суровее: требовалась любовь, преданность, выдержка и очень доброе сердце... К сожалению, эти качества у неё или отсутствовали, или были недоразвиты, но жёнушка полностью перекинула с себя бремя заботы о ребёнке на меня и няню. Изредка ей помогала её мать, которая приходила и заливалась соловьём, как мне повезло встретить такую, как её девочка... В последнее время тёща настолько меня достала, что её визиты сократились до одного раза в пару месяцев, а в перспективе планировалось пускать её только по праздникам. Моя мама тоже растеряла энтузиазм, и слово «внучка» уже не вызывало в ней прошлой эйфории. Порой мне казалось, что сдай они Анюту куда-нибудь, с глаз долой, и дышать им стало бы легче. Но, стесняясь общественного мнения и боясь моей реакции, продолжали играть роли милых родственников. Я же любил дочь. Мне плевать, что у неё свои особенности и трудности. После очередной реабилитации у моей девочки наметилась положительная динамика, и это придавало мне сил, окрыляло и вселяло уверенность в том, что мы ещё всем нос утрём, и Анютка станет моей звёздочкой. Она единственная ждала меня, верила в своего папу, нуждалась в нём и искренне любила — не за что-то, а просто так.

— Саша! — рявкнул, отбрасывая крышку со сковороды; меня просто бомбило от злости на жену.

— Чё?! — не менее раздражённо спросила она, заходя на кухню и складывая руки на груди, как всегда, занимая позицию нападения.

— Где ужин? — стараясь контролировать свои эмоции, выдохнув, спокойно спросил у неё.

— Щас привезут, — закатила она глаза, возмущаясь моей недогадливостью. — На улице пробки, они опаздывают.

— Да какого фига я должен постоянно есть из контейнеров?! Ты весь день дома, сложно поднять зад и приготовить?! — повышая голос, спросил у этой неряхи и лентяйки — иначе не скажешь. Вокруг бардак, ничего не приготовлено... ну, намарафетила она своё лицо, надела шелковый халат, только от красоты её сыт не будешь...

— Няня у Аньки заболела, я весь день с ребёнком... — начала она обвиняюще, тоже повышая голос.

— Ты издеваешься?! — Меня взбесила эта её вечная отмазка. — Поэтому дочь мокрая, не расчёсанная, в коридоре на паркете рисует фломастером?

— Я отвлеклась, — пошла она на попятную. — Видимо, только сейчас описалась...

— Хочешь, я тебе скажу, когда это было и чем ты была занята? — подходя к ней ближе, нарочито спокойно спросил у жены.