Коган бросился вперед через тридцать секунд. Все-таки ему не удалось подойти совсем бесшумно. То ли сухая ветка попалась под ногу, то ли нервы девушки были так напряжены, что она вся целиком обратилась в слух и почувствовала приближение сзади. Когда оперативнику оставалось дойти до нее буквально два шага и он готов был броситься вперед и обезоружить девушку, она вдруг всем телом обернулась к нему вместе с оружием. Каким-то чудом Борис успел пригнуться, обхватить незнакомку за ноги и повалить в траву. Буторин тут же выскочил из своего укрытия и бросился на помощь товарищу. Но в его помощи необходимости уже не было. Борис, повернув девушку лицом вниз, вынимал из ее пальцев наган. Он осмотрел оружие, удерживая извивающуюся пленницу одной рукой, а потом небрежно бросил наган на траву.

– Пустой! Все нервы вымотала, пока крался. Думал, что вот-вот пальнет. А он не заряжен. Вставай, горе-воин!

Буторин подошел и остановился рядом, осматривая полянку и окрестные заросли. Никаких признаков лагеря здесь не видно, но одно место было похоже на лежанку. Под деревом куча свежего наломанного лапника, застеленного плащ-палаткой. Солдатская шинель, санитарная сумка и несколько окровавленных бинтов, давно погасшее кострище, несколько пустых банок из-под тушенки. Чего она тут одна? Не знает, куда идти или кого-то ждет? Коган сидел на траве перед девушкой, с улыбкой разглядывая ее. Девушка с медицинскими эмблемами на петлицах поднималась, потирая плечо, которое Коган ей едва не вывихнул, обезоруживая. Она уселась на траве, поджав ноги и старательно натягивая на коленки край форменной юбки. Чулки на коленях были порваны, а видневшаяся через прорехи кожа оцарапана. Да и вся она была мятая, перепачканная, с полосой сажи на щеке, растрепанные волосы торчали, как лучи рыжего солнца, во все стороны, но конопушки на ее носу не смогла скрыть даже грязь.

Судя по тому, как девушка облизывала пересохшие губы, она страдала от жажды. Вещмешок Когана был где-то в стороне. И сейчас за ним идти смысла не было. Буторин, продолжая наблюдать за местностью, снял с плеч свой вещмешок, достал фляжку с водой и протянул девушке. Та с жадностью накинулась на воду и стала пить, не обращая внимания на то, как вода течет по ее грязному подбородку, как она льется на подол ее юбки. Коган с улыбкой отобрал у девушки фляжку и завинтил крышку.

– Ну, хватит, а то плохо будет. Не надо сразу много пить. Давай рассказывай, что ты тут в лесу с пустым наганом делаешь? В окружение попала? Почему одна?

Девушка смотрела на незнакомых мужчин в маскировочных костюмах и с «ППШ», на видневшиеся петлицы гимнастерок с двумя шпалами. Наверное, она сильно боялась, а может, ей пришлось так много пережить, что она, не спрашивая, как-то сразу вдруг поверила этим людям. И моментально на ее глаза навернулись слезы, они повисли каплями на нижних ресницах, а потом обрушились потоками на ее щеки. Эта рыженькая санинструктор вдруг разрыдалась и, то закрывая лицо руками и тряся головой, то глядя офицерам в глаза и размазывая слезы по грязным щекам, с жаром принялась рассказывать.

Рита Пономарева была прислана из батальонного медсанбата в стрелковый полк для помощи в организации отправки раненых в тыл. Она слышала в штабе, что командиры не знали толком, где свои, где враг, полк отбивался от наседавших фашистов, потерял много людей. Рита и еще несколько санинструкторов во главе с молодым доктором грузили раненых на полуторки и отправляли в тыл. А потом прорвались немецкие танки. Несколько бойцов и младший политрук одной из стрелковых рот заняли позицию на окраине деревушки и сдерживали немцев, пока не вывезли всех раненых. А потом разрыв снаряда…