Подтягиваясь, она видит затененное отверстие. Шлюз. Ранец, должно быть, ободрал корпус станции, пытаясь попасть внутрь. Ее нога находит опору, и Блю толкается, отчаянно желая найти углубление.

Она добирается до входа, находит ручку шлюза и подтягивает тело к безопасному месту. Прислонившись спиной к холодной стене, она вдавливает кнопку пуска, чтобы начать разгерметизацию.

Вернувшись в искусственную гравитацию, Блю опускается на колени, пытаясь отдышаться. Проклятая «вернувшаяся домой» «Черепаха» стоит у дальней стены.

Когда комната заполняется достаточным количеством воздуха, по громкоговорителю она слышит голос Дика, призывающего ее доложить о состоянии тела Маркуса. Но она не может говорить, не может даже перестать трястись. Марсалис поднимается, чтобы разблокировать свой шлем, и, несмотря на достаточное количество кислорода, она все еще не может дышать. Слышится далекий непрерывный звуковой сигнал.

Ее кулаки сжаты, а изображение перед глазами накренено. Должно быть, что-то случилось с гравитационным двигателем, потому что ее тянет к палубе. Она не распознает предупреждающие звуки, которые получает – они не похожи на коды ошибок, которые ей известны.

Когда Блю опускается на колени, она узнает предупреждающий сигнал, который слышала в те времена, когда лежала в больнице.

Это ее прикроватная сигнализация, сообщающая о низком содержании кислорода.

– Как она?

Дориан одновременно и переживает, и нет. С одной стороны, Блю – самый интересный человек в этой мусорной куче, а с другой – она подвергла опасности жизнь всех своих образцов несколькими дилетантскими строками кода. Слишком много взрослых ловцов погибло в огне Кауфманна. С точки зрения науки каждое из существ было бесценным, но, судя по отчетам Компании, стоимость их доходила почти до миллиона долларов за штуку: закупка, обеспечение содержания, снабжение электроэнергией, логистика. После успешного окончания исследования Блю будет вынуждена компенсировать ущерб, или ее проект принесет одни лишь катастрофические убытки.

Марсалис могла попросить кого-то более квалифицированного помочь с написанием кода для системы безопасности, однако она этого не сделала. Но почему? Почему она настояла на том, чтобы делать все самой?

– Состояние стабильное. Она умирает, – говорит Энн, скрестив руки. – Ничего нового.

– Не шевелитесь, – просит Дориан.

Энн стоит в дверном проеме, прислонившись к косяку. После того как Маркус интубировал Блю, Энн пришла к Садлеру, чтобы предоставить ему свежую информацию. Дориан установил табурет и собирался изобразить просачивающийся в комнату звездный свет, но тут же потерял к нему всякий интерес. Когда зашла Энн, директор все еще сидел перед разложенной газетной бумагой, но вместо звездного света он начал рисовать ее.

– Не шевелитесь, – повторяет Дориан. – Сложите руки. Я рисовал вас в таком положении, но вы слишком сильно изменили позу.

Энн сужает глаза:

– Что? Вы меня рисуете?

Директор улыбается и склоняет голову:

– Вы настоящая картина. Я просто обязан вас изобразить.

Векслер улыбается кокетливее, чем он ожидал. Она, наверное, надеялась услышать «дешевый» комплимент вроде этого. Дориан чувствует влечение к Энн на уровне влечения к порноактрисе – похотливое, молчаливое, о котором впоследствии можно забыть. Она обладает несколькими его фетишами: хорошей спортивной формой, цепким взглядом и грубым потенциалом. По отношению к женщинам Дориан всегда чувствовал только похоть и ни разу не испытывал эмоциональной привязанности. Раньше он старался избегать женщин, потому что они укрепили его веру в то, что с ним что-то не так. Сейчас, однако, Энн может стать прекрасным развлечением, поэтому ему необходимо избавиться от разлившегося по венам раздражения.