– Тебе не нравится? – она нервно поправляет длинную пышную юбку.

Делаю глоток обжигающего кофе. Киваю. Проглатываю, обжигая гортань.

– Нравится.

Мама вертится перед зеркалом. С минуты на минуту за нами приедет лимузин. И эти... новые родственнички. Потом загс и банкет, на который приглашены чуть ли не все шишки нашего города.

– Помоги с заколкой, – просит мама, осторожно опускаясь на стул.

– Мам, с заколкой всё в порядке, – нехотя подхожу к ней, оставив кофе на тумбочке.

– Мне не нравится. Переколи её на правый бок. И можно вот эту прядку тоже подколоть, – убирает один завиток от лица.

Парикмахера, который ушёл пять минут назад, сейчас бы удар хватил. Он очень нервный парень, ревностно относящийся к произведениям своего искусства. Хорошо, что Игорёк уже ушёл.

С трудом разжимаю заколку с россыпью драгоценных камней, подкалываю ею прядку.

– Вот, так лучше, – улыбается мама. Ловит мой взгляд в отражении: – Полина, не ревнуй.

Буквально задыхаюсь от возмущения. Что? Ревность? Да при чём здесь она?!

– Я всегда любила твоего отца, – говорит мама спокойным нравоучительным тоном. – Но его нет. А мы есть. И я полюбила Виктора. Влюбилась как девчонка, понимаешь?

Нет.

Но сегодня всё же её день. К тому же мы с ней всё это уже обсуждали. Зачем повторяться?

– Понимаю, – опускаю взгляд, пряча ложь, которая легко в нём читается.

– Зря ты отказалась подвить волосы, – начинает причитать мама. – Тебе очень идёт, когда они распущенные и кудрявые.

Смотрю на себя в зеркало. Сегодня я просто помыла голову и вытянула волосы феном. Игорь на скорую руку прошёлся по ним утюжком и спрыснул какой-то хренью для блеска. В общем, не считая этого блеска, моя причёска достаточно обыденная. Простая. Правда, я довольно редко их распускаю, потому что волосы очень длинные. Неудобно и жарко. А подстричь не решаюсь, привыкла.

– Ну ладно, тебе по всякому идёт, – к маме возвращается беззаботное настроение. – И платье это отлично сидит.

Платье выбрали имиджмейкеры Парфёнова. Скромное, бледно-голубое и, хвала богам, очень лёгкое. В нём не так жарко.

Одним махом допиваю кофе. Уже вторая чашка за это утро. Надеваю туфли на шпильке. Вновь осматриваю себя в зеркале. Всё нормально. Сойдёт. Да и вообще – пофигу.

Приезжает лимузин. Помогаю маме выйти из дома, придерживая бесконечный шлейф платья. Парфёнов сразу ловит её в объятья. Фотографы бесконечно долго щёлкают своими камерами, запечатлевая каждое движение парочки, а я неловко топчусь рядом. Наконец идём к машине.

– Мам, я сумочку забыла! – спохватываюсь. – Сейчас...

И, не договорив, несусь обратно в дом. Сумочка лежит на диване в гостиной. Там новый телефон и кредитка. Сниму деньги где-нибудь и верну Жене. Сегодня же.

Выбегаю на улицу, проношусь по двору, стуча каблуками по брусчатке, вылетаю за ворота. И замираю как вкопанная, потому что лимузин уже катится в сторону выезда из посёлка. А вместо него рядом с калиткой стоит белый мерседес.

Водитель галантно открывает для меня заднюю дверцу. В салоне – Евгений. Он не смотрит на меня, но я вижу, как его губы дёргаются в ухмылке. Закатываю глаза и нехотя усаживаюсь рядом со сводным. Водитель закрывает дверь, садится за руль, и машина трогается.

– Привет, – говорит Женя.

– Ага.

– Отлично выглядишь, – не сдаётся он.

– Угу.

– Журналист из тебя не выйдет.

И вот он уже снова меня бесит... Конечно, я верну ему деньги. И буду весь месяц троллить. Избегать друг друга у нас не получится. Мы уже не сможем.

Перевожу на него взгляд.

– Привет, братец. Ты тоже отлично выглядишь, – расплываюсь в лучезарной улыбке.