– Женщина, долой контрацепцию! – пытаясь подняться (он получил бы еще пинок, но Стив Поля удержал), крикнул парень.

– Я киборг, болван. – Тина показала свой черный браслет.

– Долой киборгизацию! – раздалось позади, когда они на несколько метров отошли.

Группа незийцев, серокожих, безволосых, с заостренными ушами, распевала гимн со сложными перепадами интонаций, ритмично встряхивая овальные бубны, увешанные серебряными колокольчиками. На окружающих певцы не обращали внимания – словно не нуждались в зрителях и очутились тут по чистой случайности.

Неврастеничного вида женщина в белом балахоне, с голографическим нимбом вокруг головы, схватила Стива за руку и с вызовом спросила:

– Вы знаете, что у вас есть душа?!

– А я тогда кто? – осторожным движением освободив руку, поинтересовался Стив.

Это ее озадачило, и она уставилась на него, напряженно сведя нитевидные брови, но потом нашлась:

– А вы – обладатель души!

– Короче, душа – это вроде тележки с багажом, за которой надо присматривать, – подхватил Поль. И смерил проповедницу таким взглядом, словно сожалел, что перед ним субтильная дама, а не мужик, которому можно врезать.

Под бликующей на солнце стеной отеля разлегся большой бесформенный желиец, на боку у него чернели желийские буквы. Была и надпись на общегалактическом: «Не вгрызайся в нутро своей планеты!» Рядом стояли еще два желийца, без всяких граффити, и несколько полицейских, незийцы и люди. Судя по обрывкам реплик, желийцы требовали, чтобы их распоясавшегося собрата поскорее убрали куда-нибудь с глаз долой, ибо он компрометирует своим поведением культуру Жела, а полицейские не знали, как решить эту проблему технически.

– Я туда, – Стив кивнул на административный цилиндр. – Меня ждут. После свяжемся.

В отель сомнительную публику не пускали. Мера не демократичная, но понятная. Джеральд предупредил охрану, и Тина с Полем прошли беспрепятственно, не считая того, что в фойе им перекрыла дорогу группа пестро одетых людей с голопроекторами. Люди пытались прорваться внутрь, в воздухе вокруг них витали голограммы, изображающие окровавленные туши, а сторожевая автоматика гасила эти картинки. На майках мигали надписи: «Смерть мясоедам – убийцам животных!» Пропускать Тину и Поля эти ребята не хотели, но тергаронский киборг и самый драчливый, по словам Ольги, полицейский на Незе пробились с боем.

– Рукав порвали, – пожаловался Поль, когда они оказались за линией обороны, в гулкой и пустой перламутрово-зеркальной раковине холла. – А классно ты всех раскидываешь!

Потом вытащил передатчик, с кем-то связался на полицейской волне и деловитым тоном сообщил, что в фойе отеля беспорядки.

Джеральд снимал номер на одиннадцатом этаже. В комнате, где он сидел, пересекались пространства – первое впечатление, когда переступаешь через порог. Потом гость понимал, что здесь попросту включены сразу три телестенки: справа роботы монтировали сложную композицию на площадке под открытым небом, слева люди в белых комбинезонах с эмблемой «Сиролла» оформляли стенды в большом зале, напротив входа комната смыкалась с каким-то автоматизированным цехом. В центре был установлен многоканальный пульт связи. Худой, долговязый, улыбающийся Джеральд в интероператорском шлеме и сенсорных перчатках развалился в кресле, взгромоздив ноги на журнальный столик рядом с пультом.

– Привет! Сейчас я их вырублю…

Роботы справа замерли. Джеральд снял шлем и перчатки, выбрался из кресла и обнял Тину. Тем временем Поль стянул через голову жемчужно-серую рубашку с блестящими застежками, переложил какие-то мелочи в карманы штанов, отцепил от воротника значок. Потом бросил рубашку в приемную камеру бытового автомата.