Да, глупо, наверное, но это не из-за женского бессмысленного упрямства, а из последних остатков гордости, чтобы потом вспоминать было не стыдно. Хотя все равно будет стыдно и больно, чего уж там!

В последний раз окидываю рассеянным взглядом комнату, куда занес меня резкий поворот судьбы, и понимаю, что больше мне брать нечего: банально не унесу.

Тихо и осторожно выхожу в коридор. С трудом справляясь с громоздким чемоданом, стараюсь не привлечь к себе чье-либо внимание, вздрагиваю от неожиданности, когда натыкаюсь на взгляд Беркутова. Видимое воплощение ленивого безразличия, он стоял, прислонившись к стене, на расстоянии вытянутой руки, и не сводил с меня глаз.

Мысли тут же смешались с эмоциями, как только он предпринял попытку приблизиться ко мне, а я сделала шаг назад, инстинктивно выставив вперед свободную руку.

– Не подходи… – беззвучно шепчу, едва заметно двигая губами, глазами моля его об этом на коленях.

Он – самое яркое напоминание моих ошибок, которые я не сумела простить себе, простить ему, нам обоим.

Перехватываю чемодан поудобнее и спешу уйти. Сбежать отсюда. Но он останавливает меня, поймав за талию и развернув к себе, забыв обо всех приличиях и собственных принципах.

– Постой, – произносит в самое ухо, нескромно касаясь его губами, а я боюсь пошевелиться и спугнуть момент.

Последний кульминационный момент с ним, который я могу себе позволить.

Прядь моих волос едва заметно колыхнулась то ли от лёгкого сквозняка, то ли от его дыхания…

Давление, оказываемое им, только разжигает внутренние противоречия, которые как будто колят и скребут кожу. Легче содрать ее с себя, помнящую каждое из его прикосновений, чем вытравить их из своей памяти.

Не могу пошевелиться, отойти…

Задыхаюсь, тело бросает в дрожь, мурашки предательски бегут по коже. Смотрю на него, прощаясь, и сама в этот миг живьем подыхаю.

Все скручивается от волнения…

Пытаюсь оторвать себя от него и сбежать отсюда, чтобы больше не видеть его, но он удерживает ещё крепче и ближе притягивает к себе, руками плотно сжимая мою талию.

Смотрю ему в глаза, и столько необъяснимого в его немигающем ледяном взгляде, что слова, морозным инеем, замирают у меня на губах. Еще секунду назад я хотела горячо высказать всё, что думаю о нём, о нас, но теперь не уверена, что это необходимо – он все понимает.

– Дай. Мне. Уйти, – прошу отчетливо, ненавидя себя за жалобные нотки, звучащие в голосе.

– … Уходи.

Он отпускает меня и отходит к стене, освобождая проход.

Быстрым шагом, чтобы не передумать, не оборачиваясь, чтобы не сойти с ума, я ухожу.

Судорожно пытаюсь вспомнить, как отсюда выйти. Столько одинаковых коридоров!

Только оказавшись в холле, в ожидании лифта, я позволяю себе выдохнуть, но вся моя боль комом застревает где-то в легких, когда я случайно натыкаюсь на изобличительный взгляд будто появившийся из ниоткуда Елены. Он скользит по одинокому чемодану на полу, как при досмотре, словно сканирует его содержимое, проверяя, не прихватила ли я с собой что-нибудь чужое, мне не принадлежащее.

Вот именно это недоверие меня и злит. Заслуженное. Я украла чужую жизнь. Разве этого мало?

Окунуться во что-то с головой – это способ избавиться от старой шкуры.

Я с головой погрузилась в работу, чтобы забыть обо всем. Так прошли несколько недель.

Да, монотонная организационная работа на должности директора детского дома позволяла мне хоть на время избавиться от тяжелой депрессии, ведь каждую минуту своего свободного времени я начинала вспоминать и задыхаться от этих воспоминаний. Ненавижу их!