Дело было в том, что братец как-то подозрительно зачастил в Москву. Ладно когда он остался там с раненой матерью – это было более или менее понятно. Но она давно вернулась в Питер и сейчас живет в своем Аничковом дворце. Теоретически и Георгий проживает там же, но больше половины своего времени он проводит в Первопрестольной. Чего ему там вдруг понадобилось? Меня, честно говоря, удивляло, почему Зубатов этого до сих пор не выяснил, и на всякий случай я поручил Рыбакову попытаться узнать, в чем дело.

– Нет нужды, Александр, – спокойно заявил мне канцелярист. – Я это и так знаю.

– Да? Очень интересно. Может, со мной поделитесь?

– Слушаюсь. Сергей не смог найти причин взаимного интереса вашего брата и московского генерал-губернатора просто потому, что этого интереса нет. Георгий ездит в Москву не к Сергею Александровичу, а к живущей там женщине. Насколько я знаю, он уже почти дозрел до того, чтобы просить вашего разрешения на брак с ней, но пока побаивается. Он знает, что вы всегда носите с собой заряженный пистолет.

Я пожал плечами – что за ересь? Если паче чаяния он соберется жениться на какой-нибудь неравнородной особе, а других в Москве сейчас нет, то чего в него тогда стрелять-то? Да его за это обнимать и целовать надо, ибо он теряет права на престол!

Но тут меня охватило ужасное предчувствие.

– Его женщина – это…

– Да, Александр. Марина.

У меня потемнело в глазах.

– Это ты все подстроил, старый интриган! – рявкнул я, потеряв самообладание.

Канцелярист молчал, а я, с немалым трудом взяв себя в руки, пробормотал:

– Извините, Петр Маркелович. Такая новость, что не получилось сдержаться. Я не хотел вас оскорбить, но узнать подробности все же хочу.

– Разве вы меня оскорбляли? По-моему, «старый интриган» в ваших устах – это комплимент. Хуже было бы, считай вы меня молодым недотепой. Подробности же состоят в том, что идея действительно была моя, но к исполнению в равной мере приложили руки все трое.

– Но почему обязательно Марина?!

– Потому что у любой другой не было бы шансов. Вы же знаете, как Георгий всю сознательную жизнь вам завидовал и мечтал хоть в чем-то превзойти! Сами мне рассказывали, а я потом проверил через прислугу. И против искушения отбить у вас любимую женщину он устоять не смог, а потом против ее обаяния – тоже. Ну а я взял на себя смелость от вашего имени пообещать Марине, что после того, как у вас родится второй наследник, вы признаете этот морганатический брак великокняжеским, восстановите Георгия как члена императорской фамилии и позволите супругам вернуться в Россию. Более того, вы не прекратите выплачивать ему положенное содержание. Второй наследник – это для гарантии, мало ли что с первым случиться может.

Минут пять я молчал, стараясь переварить услышанное. С одной стороны, ребята молодцы – одним геморроем, похоже, станет меньше. С другой же…

– Петр Маркелович, а почему я обо всем этом узнал только теперь?

– Извините, Александр, но вы даже сейчас восприняли мое сообщение весьма эмоционально. Три месяца назад, когда все только начиналось, а ваша боль от недавней утраты была сильнее, от вас могли поступить указания, кои привели бы к неудаче.

– Ага, и вы, значит, на всякий случай решили не ставить в известность столь неуравновешенную личность, как император.

– Не мы, ваше величество, а я. Это была моя инициатива, а Сергей с Михаилом только согласились с ней, да и то их пришлось долго убеждать. Готов понести наказание.

– Зря готовы, его не будет. Это была моя ошибка, что не предвидел подобной ситуации, и сейчас я ее исправлю. Значит, отныне всем вам строжайше воспрещаются любые умолчания! Даже из самых лучших побуждений. Даже если вы будете уверены, что знание меня погубит, а незнание спасет, все равно. Сначала доклад, а после его утверждения – действие. Если ситуация требует немедленного реагирования, то можно сначала действовать, а потом докладывать, но без задержки и с обязательным обоснованием именно такого варианта. Вам все понятно?