– Плюнуть в бокал, – закончила за него Лолка.

Димка хрюкнул, чуть не захлебнувшись вином. Катька рассмеялась. Видать, четкая получилась картинка: слюняво-шоколадная здоровая капля плюхает в бокал шампанского.

– Ну вас, я не то совсем… Надо…

Но что было надо, никто уже не слушал, и Вадим примолк. Не сказать, что б обиделся. Но задело. Во как она его на лету сбила, как муху газетой. И всем смешно. Ржут, понимаешь ли.

Эту Лолку он совсем не помнил, хотя говорят, она даже на каком-то его дне рожденья присутствовала. Была она похожа на Катюху. Похожа и не похожа. С виду-то совсем нет. Катька белобрысая, стриженая, кудельки свои подвивает слегка, глазенапы как джинса вытертая, хлоп-хлоп ресницами кукольными, накрашенными. Да симпатичная, симпатичная она баба, зазноба его многолетняя, это он так. А подружка ее совсем другая: хвост длинный, на макушке резиночкой схваченный, цвета темного пива, чешского портера, и взгляд хмелевый, тягучий, уставится – глаз не отводит. И чувствуешь, что взгляд этот все тяжелее становится, обволакивает, давит, сбросить бы его, вывернуться, а то залипнешь букашкой в янтаре. Так что разные они бабы. Но вот словечки, интонации, даже жесты – один в один, будто копируют друг друга. Интересно, какая подражает? Или это общее прошлое, жизнь общажная совместная делают их похожими. Конфетки разные, а фантики одинаковые.

– Ничего такой фильмец, прикиньте, мы б в океане жили.

– Да ну вас, я плаваю как топор.

– По реке плывет топор с города Кукуева…

– Кать, включи свет, я тут вино на пол пролил вроде, не вижу ни хрена.

– Счас тряпку принесу…

Уже стемнело, окно превратилось в черный глянцевый экран, в комнате светился только телик. Они отсмотрели пару фильмов, выпили и слопали все, что было на «гомельдревнем» столе. Хотелось движухи, но не плясать же на крохотном пятачке между креслами и телевизором. Просто включили музыку для фона, под сурдинку. Стали расползаться с насиженных мест.

– Может кофейку?

– Я б лучше съел чего.

– Дима, ты вечно жрать хочешь, как с Голодного острова.

Хлопнула дверца холодильника:

– Нету ничего, все сметено могучим ураганом.

– Димка, а что у тебя в сумках? Давайте глянем.

Обе сумки, объемистые и полные скрытых сокровищ были забыты в прихожей. Но теперь настало время покопаться в них.

– О, банки! Варенье что ли?

– Ага, вишневое и смородиновое.

– Годно.

– Там еще компот должен быть, одна банка с крыжовенным, вторая – с черноплодкой.

– Из черноплодки вино надо делать, а вы компот… Селяне… Тут еще кабачки.

– Кабачки? Давайте их сюда! – встрепенулся Вадим, – я вам сейчас такое блюдо забабахаю. Рататуй называется. Катюха, у тебя морковка есть? А томатная паста? Отлично! Несите кабачки, подавайте томат, чистите морковку. Я все буду делать сам.

Они засуетились, завертелись на кухне. Захлопали дверцы, загремели сковороды-кастрюли, ударила струя в крутой бок ядреного кабачка-поросенка, развалившегося в эмалированной мойке. Полетели брызги во все стороны, вспыхивая золотыми искрами отраженного света.

– А вина-то больше нет!

– Как нет? Мы чё четыре бутылки приговорили?

– Прикинь, подруга.

– Да ну, не может быть!

– Ага, не может… Вон под батареей все пузыри стоят, пустые.

– Слушайте, я метнусь, еще возьму…

– Димыч, я с тобой. Пошли подышим.

И Лолка с Димой быстро вымелись на лестницу.

***

Оставшись на кухне, Вадим начал священнодействовать. Он, не спеша, вымыл кабачок, обтер зеленое брюшко подвернувшимся вафельным полотенцем. Переложил со стола в раковину грязные тарелки, освободил себе место.

– Катюха, давай морковку почисти и ножик дай, я кабачок порежу. Где у тебя доска?