***

Визг гвоздем по стеклу, железный литавренный бабах, за ним захлопнулась дверь парадной. Он глубоко вдохнул морозный, сдобренный бензиновой гарью, воздух, сразу закашлялся, чертыхнулся и еще раз, подскользнувшись на утреннем бугорчатом ледке. До работы ему было не слишком далеко, на троллейбусе, чтоб его дождаться, доехать и дойти еще метров триста, – полчаса, а пешком – те же полчаса, но идти не всегда хотелось. Сегодня хотелось.

Вывернув из своего переулка, он перешел дорогу и двинул по бульвару между рядами высоких черных деревьев, почти смыкавшихся в сером зимнем небе, как по черному туннелю. Потом в подземном переходе под площадью он зачем-то остановился у прилавка, где продавали электронные сигареты, и какое-то время разглядывал разноцветные бутылочки. Хотя ничего в этом не понимал и не собирался бросать свой привычный красный Данхил, который курил еще со студенческих лет, считая, правда, что это уже не тот Данхил, что был тогда, но тут уж ничего не поделаешь. Пошел по набережной узкой протоки, стараясь смотреть вправо, где поджелтевший лед внизу и красные кирпичные стены на другой стороне, а не влево, где рык, гул и гудки нервно-спешащих машин. Изогнутая спина пешеходного мостика подняла его над замерзшим каналом, и он постоял там, вытащил пачку сигарет из кармана, но передумал и сунул ее обратно. Дальше надо было идти по шумной машинной улице, и он всегда старался проскочить этот кусок побыстрее, но сегодня он все время тормозил, и вот обнаружил себя стоящим у витрины музыкального магазина, бездумно перебирающим глазами флейты, саксофоны, гитары.

***

Когда все уже хорошо выпили и наелись, и первые окурки забычковались в тарелках с салатом, откуда-то появилась гитара, и они, сгрудившись вокруг нее, загорланили: «Вот новый поворот…». И это было здорово, вот так тесно сидеть и петь всем вместе. Он знал, что петь не умеет, и голоса у него нет никакого, но пел громко и думал, что поет хорошо. Гитара досталась Стаське, признанному всеми рокеру и гитаристу, хотя тогда, в старших классах играть пытались все. Просили девочек из музыкалки перевести ноты в аккорды, на дискотеках играли свои школьные группы, а некоторые из них, из групп, даже выступали в клубе хлебозавода. Он тогда тоже пытался, но в одиночку, никто не приглашал его в компанию. Упросил мать купить гитару, аж за двадцать пять рублей, самоучитель, и щипал струны, но дальше несложной «Санта Лючии» не продвинулся. Стало скучно, и он бросил. Но гитару увез с собой, поступая в институт, и до сих пор она висела у него на стене без движения.

Рядом со Стаськой, обняв друг друга за плечи, сидели Сашка Черный и Игорек, выводили, набычившись: «Мы себе давали слово, не сходить с пути прямого…» В девяностые Сашка, гаишник, махал полосатым жезлом на дороге и этим самым жезлом тормозил в ночи груженых дальнобойщиков, которых грабили тут же подъехавшие на джипах из ниоткуда бандиты. После того, как какого-то несговорчивого водилу грохнули на дороге, банду взяли и Сашку тоже. А следствие вел и на допросы Сашку таскал молодой тогда следователь по особо опасным, Игорек. Историю эту рассказал кто-то, может тот же Термос, стоя на школьном крыльце. Сашка тогда потянул шесть лет, отсидел их, вышел, а сейчас вот сидел рядом с Игорьком, уже полковником, и они хором пели и, наверное, оба радовались жизни, друг другу и всем, сидящим рядом.

***

Оторвавшись от созерцания гитар в витрине еще закрытого магазина, он свернул за угол и через дюжину шагов снова оказался на набережной того же канала. В Городе, куда ни пойдешь, все набережные и мосты, если не мосты, то набережные, если не набережные, то мосты. Перешагнул высокий гранитный поребрик, две ступеньки, горбина мостика. Он опять остановился. Стал смотреть на двух яркоголовых селезней, что разлаписто вышагивали к дышащей паром полынье. «Опять хлеб не взял», – он постоянно пытался прихватить из дома и скормить уткам, зимовавшим под мостами как книжные парижские клошары, накопленные остатки буханок и батонов. Но также постоянно забывал об этом и, вздыхая, выбрасывал позеленевшие горбушки в помойку. Селезни добрались до воды и бодро поплыли друг за другом, он спустился по заледеневшему, укатанному мальчишескими ногами, мостику, на всякий случай держался за поручень. Пальцы сразу закоченели: «Когда уже перчатки заведешь?»