***

– Да, конечно, мам, я через три дня приеду разберусь с этим, – Лолка разговаривала по телефону с матерью.

У той, как всегда, были проблемы, на этот раз начал подтекать унитаз, вот прям, беда-бедища, ему уж лет тридцать, удивительно, что только сейчас. Придется менять фурнитуру. Кому, кроме Лолки, этим заниматься? Мать сама не будет. Она давно уже переложила все мелкие бытовые неурядицы на свою дочь. Она теперь Бабушка, уважаемая профессия. С Алешкой надо погулять, отвести ее на танцы, на рисование и в бассейн, то одно, то другое. Ей некогда. А у Лолки времени навалом, она ж дочерью не занимается.

Телефон стоял в прихожей коммуналки на маленькой облезлой тумбочке рядом с высоким, в потолок, зеркалом. Зеркало было ровесником этой квартиры, пережило революцию, две мировых войны, блокаду, развал Союза, никто на него не позарился, большое слишком, куда его. Может раньше оно украшало хозяйскую гостиную, а теперь вот, доживало свой долгий век в прихожке, небрежно опираясь верхним краем о стену. Посредине зеркальной, чуть потускневшей поверхности была полочка, очень удобная для того, чтобы Лолка ставила на нее локти. Поэтому разговаривая по телефону, она всегда смотрела в упор на собственное отражение.

В эту квартиру привел ее Вовчик. Зачем привел, если на часах уже ночь-полночь, ей было понятно. Был какой-то дурацкий день рожденья, ехали на электричке к черту на рога с Катькой и Димычем. Она и поехала-то чтоб пожрать на халяву, за компанию увязалась. Пожрать, кстати, толком не получилось. Только сунула в рот ледащий бутербродик со шпротиной, тут же какой-то парень ей через стол:

– Это кто тут закусь зазря переводит? Почему не пьем, сударыня? – и стакан ей протягивает.

А в стакане – полстакана водки. Лолка водку вообще не пила, гадость, то ли дело винишко, токай замородный, что они с Катькой в магазине около общаги покупали. Дорогой гад, по четыре рэ и двадцать коп, не васисубани какие-нибудь, зато вкусный, слатенький.

– Не, я не буду.

– Да бу-у-удешь. Держи!

«Держи» прозвучало как приказ. И Лолка взяла у парня из рук стакан, чего спорить-то, сейчас поставит втихаря, «зачэм пить, пускай стоит». Но тут на другом конце стола кто-то звякнул ножом по бутылке:

– Эй, тихо, тихо, хар-рош горлопанить. Есть тост!

Ясно дело, за именинника и виновника торжества. Как его звать-то? Это Лолке было без разницы. Катькин прошлогодний хахаль по экспедиции. А, за Вадима. Она подняла свои полстакана водки, чокнулась звонко с теми, кто рядом. И хотела поставить стакан обратно на стол. Но этот, напротив, будь он не ладен, погрозил ей пальцем:

– Не гоже, хозяина обижать.

Вот пристал. Лолка сделала маленький глоток. Он прокатился по горлу горячим шариком. Распустился в желудке, жарким солнечным бутоном. «Жаркѝ. Есть такие цветочки». А ничего, – не противно.

– Умничка. А давай на брудершафт.

– А давай.

Так она познакомилась с Вовчиком. Он тоже был здесь чужой, приведенный за компанию, он вообще был с ЛИТМО, математик. Лолка фыркнула:

– Музыка цифр! Полюбила радикала, он оказался интригалом. Безумно интересно.

– Маленьким пустоголовым лолитам этого не понять.

Тут Лолка взвилась, она терпеть не могла, когда ее называли Лолитой:

– Вам, вьюнош, лолиты не по возрасту, поищите себе мамашку, пусть подучит вас маненько. Гумберт Недогумберт хренов.

Но этот не обиделся. Он сграбастал ее и повалил в жесткий покрытый корочкой наста, сугроб, они как раз погулять вывалили. И там в сугробе поцеловал. Не спрашивая: «можно?»; не подсказывая ответ: «нет, нельзя». А потом сказал: