О смерти пациентки она узнала среди ночи. Невзирая на позднее время, дежурная, как и положено в таких случаях, звонила ей сразу, не дожидаясь утра.

Ничего удивительного или необычного в смерти Кузиной не было. Смерть как смерть. Можно сказать, от старости. Как ни крути, без малого восемьдесят лет. Всем бы еще столько прожить.

И если бы не статья в газете, беспокоиться было бы не о чем. Всю стопку газет она забрала со стола дежурной и теперь они лежали в шкафу. Только толку с этого никакого. Газету читали все, а если кто и не читал, то все равно был в курсе. Выйдут из кабинета и начнут судачить.

Елена Евгеньевна еще раз внимательно посмотрела на собравшуюся смену. Как все не вовремя: и газета, и Кузина. Все одно к одному.

«Надо еще раз просмотреть историю болезни, – Елена Евгеньевна сделала пометку на полях, – и срочно внести поправки. Анализы можно оставить. Электрокардиограмму – заменить. С такой работой сердца Кузину хоть в космос отправляй, а она взяла и умерла. Запись кардиолога об ухудшении состояния пациентки – тоже не помешает».

– Елена Евгеньевна, тело опустим в подвал, пока Сергей Николаевич подготовит выписку. Палату обработаем.

– Лариса, этапы своей работы можете не озвучивать. Если вопросов нет, я больше никого не задерживаю.

Вопросов не было. Кабинет ожил. Первыми направились к выходу, как всегда, санитарки. Работы с утра полно. Это после обеда, когда наступит «тихий час», они сядут в столовой, чтобы обсудить все, что подлежит обсуждению. Сегодня будут говорить о Кузиной. А вечером, невзирая на строжайшие запреты главврача, выпьют за упокой души усопшей. Может, и правильно. Ведь, кроме них, ее и помянуть-то больше некому.

Толкаясь у двери, кабинет покинули присмиревшие медсестры с первого этажа. Смерть, хоть на каком этаже, веселья не добавляет.

Задержалась только Лариса. И теперь она стояла у двери, ожидая, когда Сергей Николаевич оторвется от газеты и пойдет на обход и она сможет получить лекарство для своих подопечных.

– Елена Евгеньевна, я зайду позже, – Лариса кивнула в сторону сидящего Крапивина.

– Хорошо. Я освобожусь и сама тебе позвоню.

Давать лекарство в присутствии Крапивина Елена Евгеньевна не стала. Никаких секретов от него давно не было, но без посторонних ей было все же спокойнее.

«Темпы такой работы надо срочно снижать, – Елена Евгеньевна сосредоточилась на цветах, – и на время отменить все назначения. Смерти идут чередой, как по графику. Придется как-то убедить Задонского. А если тот и слышать ничего не захочет? Какое ему дело до ее проблем? Ох, как не вовремя эта статья в газете. При случае надо поговорить о повышении зарплаты».

Еще одна галочка замерла на полях еженедельника. Конечно, на саму зарплату грех было жаловаться. Когда Антон предложил ей работу и озвучил оклад, ни в какое сравнение не шедший с ее нищенской пенсией, сумма Елене Евгеньевне тогда показалась заоблачной.

О риске она догадалась сразу. Никакой главврач, будь он хоть семи пядей во лбу, таких денег не стоил. Задонский платил исключительно за риск. И кому теперь жаловаться? Елена Евгеньевна на минуту прикинула в уме, сколько она заработала за это время денег Антону Игоревичу. Количество нулей было внушительным. А что стоит за этими деньгами…

Елена Евгеньевна зябко повела плечами и закрыла еженедельник с черно-белым букетом цветов.

Если бы проект «Решение внутренних проблем посредством искусства» немного доработать: внести яркие сочные краски плюс денежное вливание в раскрутку, то с Елены Евгеньевны Куриленко получился бы модный арт-терапевт, так же быстро, как она стала главврачом частного реабилитационного центра. А потом крутить рекламный ролик с интервью исцеленных, да по всем каналам, до зубного скрежета, – можно заработать немалые деньги. Только мысли главврача в это утро были далеки от любого искусства.