– Я поеду с тобой, – безапелляционно заявил Стрельников. – Как только заведующий подпишет тебе отпуск за свой счет, сразу и поедем. А может, вообще давай поедем на выходные. А в понедельник утром вернемся. Тогда и отпуска не надо брать. А можно вообще самолетом.

– Ты и самолет? Нет, мне не нужны такие жертвы.

Саша улыбнулась впервые за весь вечер, вспомнив, как они летели после свадьбы в гости к родителям в Севастополь. Стрельников побледнел еще до того, как подали трап. В самолете сидел напряженно и только пил воду. Она старалась с ним говорить на отвлеченные темы и, только когда Стрельников начал невпопад отвечать на вопросы, сунула ему в руки прихваченную в дорогу книгу.

– Паш, ты только не сердись, но я должна поехать одна. Понимаешь…

– Хорошо, – легко согласился Стрельников, – езжай одна. Но, если ты в понедельник не вернешься, – я сам за тобой приеду, и тогда ты узнаешь, что такое домострой и на себе ощутишь мою патриархальную суровость, – засмеялся Стрельников.

– Конечно, вернусь. Что мне там дольше делать? Позвоню, встречусь с отцом и сразу обратно. Я в дедовых записях нашла номер городского телефона отца. Так что в любом случае свяжусь с ним, даже если он мне не ответит на мобильный.

Она не только нашла телефон и адрес Ивана Савицкого, но еще успела залезть в Интернет и заказать билет до Киева. Кроме того, она нашла информацию о гостиницах в районе железнодорожного вокзала. Их было с десяток. Она с интересом просмотрела фотографии предлагаемых номеров, по привычке сравнила цены, и когда окончательный выбор пал на мини-отель «Богданов Яр», забронировала себе одноместный стандарт. И уже под конец, немного волнуясь, нашла на карте города Владимирскую улицу и дом, в котором жил или живет ее отец.

К концу вечера Саша почувствовала, как навалившаяся с утра тревога и усталость отступили. Ночь она спала без сновидений.

Роман Лагунов к больнице подъехал к концу рабочего дня. И чтобы не пропустить Татьяну, зашел внутрь больничного двора и стал медленно прохаживаться вдоль терапевтического корпуса, то и дело посматривая на окно палаты, в которой сам пробыл почти месяц.

Он был решительно против любой больницы. Никакое лекарство ему не могло помочь – никто в мире не знал, какими средствами можно вылечить вину. И на лечение в этой обычной, как говорила мать, «не статусной» городской больнице он согласился только из уважения к отцу.

Кто-то посоветовал Андрею Степановичу обратиться к Андреевой и, невзирая на колкие замечания жены по поводу обычной городской больницы, он стал уговаривать сына использовать последний шанс. «Ну, как здесь откажешь, если это – последний шанс, – посмеялся в душе Роман».

Насколько он сам был виноват в том ДТП, когда под колесами его машины погибла женщина? Этот вопрос Лагунов задавал себе тысячу раз, и каждый раз степень его вины напрямую зависела от того, чьи интересы он отстаивал, как адвокат. А когда все аргументы исчерпались и он устал себя защищать, тогда и понял, что смерть может быть лучше жизни.

И не случись в его жизни Александры Андреевой, он бы давно умер. Но, видать, не зря ее посоветовали отцу. Андреева оказалась единственным врачом, кто не стал его обнадеживать и призывать бороться за жизнь. Она назвала его безответственным трусом и вышла из палаты. Трусом, да еще безответственным, умирать было стыдно.

Он был хорошим адвокатом, старался быть хорошим сыном, умел находить компромиссы, умел договариваться и убеждать, умел вести дела так, чтобы потом не презирать себя.

Андреева была права лишь отчасти. Надо было вызвать «Скорую» и дождаться приезда полиции, а он струсил и дал уговорить себя уехать. И если бы Андреева назвала его только трусом – он бы смирился и умер.