Виктория пыталась открыть глаза, но не получалось, голова ужасно болела. Потерла виски, было прохладно, а еще присутствовал запах, такой терпкий и горьковатый. Это был мужской парфюм. Наконец открыла глаза, слишком яркий свет, приподнялась на локтях и тут же застыла на месте.

Какой-то невероятный страх моментально сковал тело. Огляделась по сторонам, вскрикнула, пытаясь отползти наверх, прикрываясь одеялом. Она была совершенно обнаженная, а рядом двое мужчин, тех самых, что вчера насиловали ее на этой кровати в этом номере.

— Выспалась?

— Что…что вы здесь делаете?

— Мы здесь спали.

— Со мной? Втроем?

— Что тебя так смущает, белка? Секс уже, можно сказать, был, ну, не втроем, но он был. Теперь мы будем всегда спать втроем и заниматься сексом. Как тебе такой расклад?

Голова моментально заболела еще больше, в горле пересохло, Вика лишь помнит, как ее несли под душ, а потом крепкий алкоголь, и дальше ничего. А еще, конечно, то, что было до этого. Снова начала накрывать истерика, она уже чувствовала ее по первым признакам нарастающей паники.

Девушка крутила головой, зажав рот ладонью, смотрела то на одного мужчину, то на второго. Оба полуобнаженные, темные глаза Руслана, внимательный взгляд, эта страшная татуировка черепа на шее, он протянул руку, чтобы стянуть с нее одеяло, но Вика снова дернулась, натягивая его сильнее.

— Конечно, втроем. Или, может, Антоху твоего пригласим, пусть посмотрит. Хотя нет, Рус его покалечит, и будешь ты вдовой.

— Не трогайте, пожалуйста.

Слезы уже текли по щекам, Вика быстро стерла их ладонью.

— Так мы и не трогаем.

— Отпустите.

— Конечно, отпустим, но ты сама вернешься.

Альберт подвинулся ближе, посмотрел на девушку своими холодными глазами, в которых не было уже ни капли веселья, а в словах — и намека на шутку.

— Тимур отвезет тебя, ты соберешь свои вещи и вернешься. Начнешь отрабатывать долг как можно быстрее.

— Я вам ничего не должна.

— О, даже так? Хорошо, ты ничего не должна, Антоха отработает сам. Или у нас уже нет мужа?

Вика снова впала в какой-то ступор: насилие, шантаж, что будет дальше? Он играет с ней, как кошка — с мышкой, шутит, издевается. Да она уже не сможет смотреть мужу в глаза после того, что было. И простит ли он ее? Все так ужасно и сложно, надо просто сейчас соглашаться с любыми словами, надо просто вырваться отсюда, а там она подумает, как быть дальше. Там все решится.

— Ты ведь не думаешь, что сможешь убежать или не вернуться?

— Нет.

Он что, читает ее мысли?

Альберт снова протянул руку, чтобы убрать с девушки покрывало, но Вика чисто по инерции, машинально, сама того не ожидая, залепила ему пощечину, больно обжигая ладонь, да так звонко.

Альберт даже не повел головой, так и замер с рукой на одеяле, скрипнул зубами, а Вика от ужаса закрыла лицо руками, опасаясь того, что он ее сейчас ударит.

Он ведь может ударить?

У этого человека нет совершенно никакой морали и приличий.

Но тишину разорвал смех Руслана.

— Правильно, Фирс, согласись, ты заслужил. Я потом научу тебя, белка, как бить сильнее.

— Рот закрой, боец.

Они точно ненормальные, Вика убрала руки с лица, посмотрела на мужчин. Они уже встали с кровати, Руслан все еще продолжал на нее смотреть.

Альберт потирал щеку, да, в последний раз он получал по лицу от бабы в пятнадцать лет, когда в интернате задрал юбку учительницы по русскому языку. В шестнадцать он уже трахал ее на парте под портретами Гоголя и Толстого в том же кабинете русского языка и литературы.

— У тебя три часа. Тимур отвезет.

Альберт развернулся, отошел, а Вика уже не могла оторвать взгляд от его спины, на которой был вытатуирован большой крест в виде двух пересекающихся кривых гвоздей. Она не видела его вчера, да он и не раздевался, но татуировка была до того странной и страшной, что по коже побежали мурашки.