– Ну и пусть! – упрямо повторил Врангель. – Мне было бы даже интересно когда-нибудь прочесть, как будущие историки оценят нынешние события. Если власть так и останется за большевиками, мы – злодеи, и все наши поступки оценят как кровавые, злодейские. Ну, а если мы все же, надеюсь, вернем себе Россию, те же самые историки напишут о жалкой кучке бандитов, которые почему-то называли себя большевиками. Нет одной правды. Их, как минимум, две, а то и больше.

В каюте было прохладно. Они обнимали ладонями горячие подстаканники, и им казалось, что тепло кипятка постепенно перетекало в их тела.

– А если говорить серьезно, Николай Михайлович, я пришел к неутешительному выводу: это я во всем виноват, – сказал вдруг Врангель. – Да-да! Я сам!

– Та-ак! – Котляревский удивленно посмотрел на Врангеля и даже растерянно поставил на столик стакан: – Надеюсь, вы это иносказательно?

Врангель не ответил.

– Если иносказательно, тут я вас понимаю. Полководец, проигравший сражение, уже потому виноват, что он его проиграл. Весь спрос с него. Никто не станет вникать слишком глубоко. Скажем, кто-то несвоевременно подвез боеприпасы, где-то задержался транспорт, и с опозданием подошло подкрепление, неудачной оказалась позиция, и прочее, и прочее. Десятки разных причин. Кому какое до всего этого дело? Судят по результату.

– Все намного сложнее, чем вы себе это представили. На полководца работают все армейские службы, от разведки, артиллерии, саперов до топографов и метеорологов. Полководец получает все необходимые ему данные. Он знает все, что только он хочет знать. Все, до мелочей. Именно поэтому его уму, его таланту, интуиции доверяют тысячи и тысячи людей.

– Врангель поднялся с кресла и, со стаканом в руках, стал медленно ходить по каюте.

– Как все просто: меня вооружили всеми необходимыми знаниями, и теперь только от меня, от моего таланта зависит и жизнь людей, и исход операции. Так ведь?

– Пожалуй, – согласился Котляревский. – Объективно, так.

– Слушайте дальше! Кто-то недостаточно точно проанализировал возникшую на данный момент ситуацию. Он был молодым и неопытным, или опытным, но у него болела голова, он поругался с женой или он куда-то торопился. Но в результате я получил полуправдивую информацию. Другая служба. Ее сотрудник пощадил меня и несколько смягчил огорчительную для меня информацию. Он сделал это из самых добрых ко мне побуждений. И я, полководец, опять же, владею не точной информацией, а слегка искаженной, а то и просто неправдивой. А я ведь ей верю, я опираюсь на эту полуправду. Я окружен ею, я живу в ней. Я по этой полуправде делаю выводы и принимаю важные для судеб людей решения. Так вот!

– Ну, и какой же выход? – растерянно спросил Котляревский.

– Выход? А его нет. Один я не в силах проконтролировать всю поступающую ко мне информацию. Я обязан, обречен верить всем, честным и нечестным, добросовестным и не очень, льстецам и откровенным негодяям, всем, кто мне ее поставляет. Как видите, неудача полководца – это не только его неудача. Порою он меньше всего в ней виновен.

– Печальная картина, – сказал Котляревский. – Я представлял себе ее несколько иначе.

За стенами каюты поначалу едва слышно, но постепенно все громче тонко запел ветер: задул легкий норд-ост. Он принес с собой низкие дождевые облака. И вскоре по палубе застучала снежная крупка, которая чуть позже перешла в дождь.

– И опять невезение, – взглянув в иллюминатор, тоскливо вздохнул Врангель.

– Вы о чем? – спросил Котляревский.

– О погоде. Как видите, даже на нее нельзя рассчитывать. Я все же надеялся, что погода будет нам благоприятствовать. Но даже она, похоже, нас обманула, – глядя в иллюминатор, сказал Врангель.