Этот след можно было увидеть. Чем ярче и талантливее человек (или группа людей), тем дольше и явственней держался след. Странно, но на Гараде я об этом явлении особо не задумывался, хотя и знал о его существовании. Как-то не до этого было. Но здесь, на Земле, стало до этого. То ли потому, что задачи изменились, то ли дело было в теле и личности Серёжи Ермолова, кем я, во многом, стал.

Так вот, след, оставленный Хемингуэем и теми сотнями и тысячами людей, которые думали о писателе, когда попадали в отель, был заметен до сих пор.

– Ужинать будем не здесь, – сказал Хосе. – А сейчас располагайтесь и спускайтесь в ресторан. Пообедаете, потом поспите, а в шесть вечера я за вами заеду.

– Куда поедем? – осведомился я.

– Это сюрприз, – улыбнулся Хосе. – Но место хорошее, можете даже не сомневаться.

– Даже не знаю, что сказать, – сообщил нам молодой представитель советского посольства, второй секретарь первого класса с редким именем Зиновий, который тоже нас встречал. – Лично я думал, что приём будет более… официальным, что ли. Но команданте Фидель умеет удивить, когда хочет. Даже завидно.

– Почему? – спросил я.

– Потому что никто из наших, посольских, на вашу встречу с Фиделем не приглашён. Вы будете смеяться, но я даже не знаю, где и в каком формате она будет происходить.

В шесть вечера по времени Гаваны мы уже ждали Хосе в холле гостиницы, расположившись в креслах. Наш переводчик и распорядитель опоздал почти на пятнадцать минут, однако, появившись, никакой суеты не выказал.

– Извините, пришлось немного задержаться, – объяснил. – Готовы?

Мы заверили его, что готовы.

– Отлично, поехали.

Две машины: знаменитый Cadillac Eldorado 1959 года и наш советский ЗИМ (примерно того же года) ждали нас возле отеля.

Расселись, поехали.

Поплутав по улочкам Старой Гаваны, выбрались на развязку и нырнули в тоннель, который вывел нас на другую сторону залива. Ещё минут пять, и машины остановились то ли в предместье города, то ли в какой-то деревушке возле ничем не примечательного двухэтажного здания с террасой на первом этаже, обрамлённой ионическими колоннами.

Остановил нас вооружённый патруль.

Хосе сказал начальнику патруля несколько слов и тот, внимательно, нас оглядев, пропустил машины.

– Да это же «Ла Терасса», – сказал несколько удивлённо Борис Натанович, выйдя из машины. – Вон и вывеска.

– Си, сеньор, – подтвердил Хосе. – Это действительно «Ла Терасса», один из любимых ресторанов Хемингуэя. Мы с вами в Кохимаре. Как-то Хемингуэй сказал, что Нобелевская премия, которую он получил за «Старик и море», принадлежит Кубе, и свою повесть он писал вместе с рыбаками Кохимары, жителем которой считал и себя.

– Хемингуэй, несомненно, великий писатель, – сказал Аркадий Натанович. – Но…

Договорить он не успел. Стеклянные двери, ведущие в ресторан, распахнулись и на террасу в сопровождении двух охранников вышел довольно высокий бородатый человек в форме оливкового цвета. Увидел нас, белозубо улыбнулся и приглашающе махнул рукой:

– Hola![4]

– Hola, comandante! – ответил я по-испански. – Llegamostarde?[5]

– Vaya, – удивился Фидель – в это был именно он, – спускаясь с терассы и направляясь к нам. – Sabesespañol?[6]

Хосе, приоткрыв рот, переводил взгляд с команданте на меня и обратно.

– No,peroquierosaber[7], – сказал я, чувствуя, как мои знания испанского, впитанные в самолёте, стремительно истощаются.

– Loable![8] – воскликнул Фидель и протянул руку.

Вот так мы и познакомились с великим Фиделем Кастро – самой настоящей мировой легендой. Политиком, любовь и ненависть к которому перехлёстывала все мыслимые пределы.