Молодые кубинские военные тоже учились в Академии, жили в общежитии, и Серёжа помнил ощущение силы и весёлого задора, которое исходило от этих улыбчивых бородатых парней. Им, московским пацанам, детям их советских товарищей-танкистов, барбудос с радостью дарили значки, марки и никогда не жалели конфет. А недавно мне попалась отличная книжка из серии «Жизнь замечательных людей». Назвалась она «Эрнесто Че Гевара» и рассказывала о самом знаменитом революционере мира – Че Геваре или просто Че. Соратнике Фиделя.

Признаюсь, книга произвела на меня впечатление. Мне нравились такие люди, идущие навстречу смертельной опасности ради своих идеалов и увлекающие за собой других. Пассионарии, как называл их Лев Гумилёв.

– Ещё бы, – помнится, заметил по этому поводу Петров. – Специалист писал, наш человек, разведчик.

– И. Лаврецкий? – вспомнил я фамилию на обложке.

– Это псевдоним. На самом деле книгу написал Иосиф Григулевич. Сейчас-то он больше учёный, этнограф, но когда-то… – Петров прищёлкнул языком. – Герой гражданской войны в Испании, между прочим. И не только. С Че Геварой лично был знаком.

Всё это промелькнуло в моей голове со скоростью космического истребителя «Охотник»–42 М, который некогда пилотировал Кемрар Гели.

– Что ж, – ответил я Леониду Ильичу. – Раз такое дело, я тоже не прочь с ним познакомиться.

– Но это ещё не всё, – сказал Брежнев, с довольным выражением лица.

– Ага, – сказал я. Мне было знакомо это выражение. Оно означало, что, скорее всего, руководителю Советского Союза доложили о каком-то новом качественном прорыве. Помнится, похожее выражение гуляло по лицу генерального секретаря, когда Поповичу и Артюхину удалось спасти станцию «Салют–2», а затем, почти сразу, начался промышленный выпуск первых антигравов, а также электромоторов, генераторов, электромагнитов и прочей электротехнической продукцией со сверхпроводящей обмоткой.

Так оно и оказалось.

– Антонов позвонил, – сказал Брежнев. – Прямо с утра.

– Олег Константинович? – уточнил я.

– У насесть другой Антонов[1], который может позвонить лично мне? – усмехнулся Брежнев.

Я даже подобрался, уже догадываясь, что мне сейчас сообщат.

– Наш «Антей»[2] прошёл все положенные испытания с твоим антигравом, – торжественно произнёс Леонид Ильич.

– И?

– Подробности сам выяснишь, если захочешь, но я запомнил одно. Теперь «Антей» способен при максимальной нагрузке обогнуть земной шар на одной заправке.

– На самом деле должно быть больше, – заметил я небрежно. – Антонов просто не хочет вас слишком сильно обнадёживать.

– Он таки сказал, – хмыкнул Брежнев. – Если на максимальных режимах – больше. Но лучше не рисковать.

– Там всё дело в массе, – сказал я.

– Масса и вес – разные вещи, – сказал Леонид Ильич. – Не морочь мне голову, я помню. В общем, раз такое дело, мы решили отправить тебя на Кубу на этом «Антее». С подарками братскому кубинскому народу и лично Фиделю. Показательный рейс, понимаешь? Сигнал всему свободному миру, мать его! – и Леонид Ильич неожиданно и весело продемонстрировал хулиганский нецензурный жест, известный любому русскому человеку.

– Что ж тут не понять, – кивнул я, улыбаясь. – Кстати, насчёт подарков Фиделю. Леонид Ильич, раз пошла такая пьянка, может подарим товарищу Фиделю Кастро первый личный гравилёт? Восьмиместный! Я перед каникулами как раз узнавал, там испытания вовсю шли, может быть и закончились уже.

– А что, – после недолгого раздумья согласился Брежнев, который после вчерашней победы был явно в приподнятом настроении. – Давай. Сколько он весит, не много же?