– Отвали, Чума! – попытался скинуть меня Лодочкин.

– Убью и отвалю, – пропыхтела я, чувствуя себя ковбоем на родео. И «бычок» мне достался на редкость сноровистый: никак не успокаивался, возмущённо мычал и копытами отстукивал: верхними ещё и по мне! Не то что «рубашка». – Сообщение, ушлёпок! – шипела я, пытаясь одновременно придушить гада и с него не свалиться. – Ты отправил сообщение! Кто в мессенджер пишет о расставании?! Крыса ты трусливая, придурок фамильярозависимый… а-а-а…

«Козло-быко-кобель» так яростно взбрыкнул, что я всё-таки улетела. Вместе с рюкзаком, который больно плюхнулся мне на живот, когда… Нет, я не врезалась в стену. И даже не рухнула на пол. Вместо всего вышеперечисленного, я невероятным образом зависла в воздухе. Зрители, коих собралось уже много, дружно ахнули. Кто-то присвистнул, кто-то сделал фотки, а кто-то и разочарованно вздохнул.

Вот гады! Ждали, небось, что я расшибусь об стену.

– Ксюха, жива? – дёрнулся ко мне Лодочкин.

Вроде как помочь хотел, хотя, может, и добить – кто вероломного соседа знает?

– Руки от неё убрал! – рыкнул кто-то подозрительно знакомым голосом.

Запрокинув голову, я узрела вчерашнего блондина, который, судя по характерному для мастера телекинеза движению пальцев, меня и удерживал на весу.

Чёрт! Он ещё и параном. Вот засада!

Я бы с радостью вырвалась из этого воздушного плена и сбежала, как сделал под шумок Лодочкин, но чужая сила держала крепко. Не имея возможности что-то изменить, я продолжала парить между небом и землёй (то есть между полом и потолком), словно ассистентка фокусника во время представления, а народ – вероятно, для большего сходства с цирком – ещё и аплодировать начал.

– А можно уже… всё? – сказала, подарив спасителю ещё один выразительный взгляд.

– Всё? – уголок его рта дрогнул, а глаза хищно сверкнули. И почему мне кажется, что у нас разное понимание этого слова? – Можно!

Подойдя ближе, «рубашка» плавно повернул меня в воздухе, точно кукловод марионетку, и мягко опустил на пол под единогласное «у-у-у!» студентов и очередные хлопки, приправленные смешками.

– Надеюсь, ты оценила мою заботу о нашем ребёнке, милая? – уточнил, не понижая голоса, этот всеобщий герой.

До меня не сразу дошло, о чём он, зато ребята издали очередное восторженное «у-у-у», а кто-то даже выкрикнул: «Да ладно? Чума что… беременна?!» Хорошо, кстати, что спросил, угу… потому что я только сейчас поняла: белобрысый гад нагло троллит меня за вчерашнее.

Так, значит? Да? Ла-а-адно!

Демонстративно оправив одежду и пригладив растрепавшиеся волосы, из которых в запале сражения с Танькиным бывшим выпала кисточка, я состроила невинно-удивлённую мордашку, ближе подошла к спасителю – так, чтобы наша разница в росте максимально в глаза бросалась, задрала голову и голосом девочки-одуванчика ответила:

– Дяденька, вы ошиблись – я не ваш ребёнок.

– Дяденька?! – взвыл он.

– Ага, – улыбнулась я, довольная эффектом, и, по примеру Лодочкина, дала дёру, моля всех богов не позволить этому мастеру снова применить телекинез.

Удача опять мне улыбнулась: из универа я выбралась без приключений, но с гнетущим чувством опасности, непрозрачно намекавшим, что приключения (те, которые неприятности) остались ждать меня в этих стенах и… точно дождутся.

Александр Штерн

Я задумчиво вертел в руках тонкую кисточку, подобранную в коридоре университета, пока хомяур расправлялся с тортом, как с тапкой, аж ошмётки во все стороны летели. Вот домработница-то обрадуется! Варвара Петровна – женщина, без сомнения, терпеливая, но за такое расточительство может и шваброй кое-кого огреть. Если поймает, конечно.