Наконец Лина Лоусон обратилась ко мне:

– А теперь расскажите о себе, мистер Вейн.

– Лейн, – поправил Каллахан.

– Вы писатель? Господи, мне нравятся писатели! Вы знакомы с Хью Уолполом? Хорош, не правда ли? Однако вы гораздо больше похожи на сочинителя.

– И да, и нет, – пробормотал я, опешив перед таким натиском. Я не мог отвести глаз от губ Лины. Она открывала рот всякий раз, когда собеседник говорил, словно пытаясь предугадать следующую реплику. Нельзя сказать, что это раздражает. Ума не приложу, почему Каллахан считает ее недалекой: она развязна, но отнюдь не глупа.

Я мучительно соображал, что ответить, когда Лину позвали на площадку. Она ускользала из моих рук! От отчаяния обретя смелость, я пригласил ее на ленч в «Плюще» и, кажется, сумел угодить ей, выбрав правильное место. Мои слова сработали, словно волшебное заклинание. Впервые с начала разговора Лина Лоусон посмотрела на меня с интересом, словно я внезапно перестал быть жалким довеском к ее персоне. «Хорошо, как насчет субботы?»

Каллахан наградил меня двусмысленным взглядом, и мы разошлись. Лед – если слово «лед» применимо к Лине Лоусон – был сломан. Но, бога ради, о чем с ней разговаривать? Об убийствах и автомобилях? Нет, слишком в лоб.

Задуманное мною злодейство начинает больно бить по карману. Не говоря о моральных страданиях и чувстве стыда, которое я испытываю, развлекая Лину, я понимаю, что придется раскошелиться. Девушка отличается отменным аппетитом – вероятно, незначительное происшествие в январе выбило ее из колеи совсем ненадолго. Я сэкономлю на пулях и яде – у меня нет намерения избавляться от Джорджа столь жестоким способом, – однако, подозреваю, дорога к нему будет вымощена пятифунтовыми банкнотами.

Ты прав, проницательный читатель, я пишу это в отменном расположении духа. Похоже, я на верном пути.

Лина Лоусон пришла на ленч в изысканном черном платье в белый горошек и крохотной вуалетке – отличный выбор, чтобы насладиться как едой, так и восхищением собеседника. Я рассыпался в комплиментах. Сказать по правде, я не сильно кривил душой – Лина Лоусон по-своему очаровательна, и я не прочь совмещать приятное с полезным. Она показала на двух знаменитых актрис за соседним столиком и спросила меня, считаю ли я их красавицами. Их, красавицами? Взглядом я дал ей понять, что им до нее далеко. В свою очередь, я показал ей на известного писателя, на что Лина заявила, что он мне в подметки не годится. Мы были квиты.

Вскоре я пустился в рассказ о собственной жизни, вернее, о жизни Феликса Лейна. Первые шаги начинающего литератора, путешествия, наследство и высокие гонорары (немаловажная деталь). Пусть знает, с кем имеет дело: возможно, мой банковский счет растопит ее сердце вернее, чем моя борода. Не могу сказать, что дал волю фантазии, напротив, я старался не слишком отклоняться от истории своей жизни.

Я разливался соловьем – тем более аудитория жадно внимала – и не хотел торопить события, но внезапно мне представилась возможность сдвинуть дело с мертвой точки, и я ею тут же воспользовался. Лина спросила, как давно я живу в Лондоне.

– Я бываю тут наездами, в Лондоне легче работается. Однако мое сердце принадлежит деревне. Я ведь родился в сельской местности, в Глостершире.

– В Глостершире? – переспросила Лина внезапно севшим голосом.

Я смотрел на ее руки. Зачастую руки, особенно у актрис, могут сказать больше, чем лицо. Алые ноготки правой руки впились в ладонь. Больше она не промолвила ни слова. Теперь я почти уверен, что именно ее видели у той запруды, и не сомневаюсь, что Джордж живет в Глостершире.