— Не знала, извините.

— Так где вы говорите, ее нашли?

Диктую адрес. И снова пересказываю историю под прицельным взглядом вернувшегося участкового. Начинает болеть голова. Жалею, что поступила по совести. Лучше было обратиться к адвокату и нанять частного детектива. Наверняка, в законе есть какие-нибудь отступления на этот счет. В конце концов, стоило рассказать все сестре. Она наверняка бы посоветовала, что делать. И Максим, скорее всего, бы помог. В очередной раз. Либо просто послал бы меня, устав решать мои проблемы. Так же, как и Артемий.

— Аист, значит? Презабавно!

— Не вижу ничего забавного! — ее шутки не в тему, начинают раздражать.

— Он не упоминал название организации, откуда прилетел? — пропускает мимо ушей мое замечание.

— Сказал что-то про какой-то центр содействия… не помню. «Здоровое материнство» или «счастливое материнство».

— Ага. Зафиксируем.

— Куда ее определят?

— Сначала в детскую больницу, потом по обстоятельствам.

— Я могу поехать с вами?

— А вы родственница?

— Нет. Конечно, нет. Я же все вам рассказала!

— У вас есть медицинская книжка?

— Нет…

— А официально направление на посещение ребенка у вас имеется?

— Какое направление? — хлопаю ресницами, прижимая пустое одеяльце к себе. — Это я ее нашла! Она со мной была почти сутки! И теперь не могу находиться рядом?!

— Была у вас, теперь у нас. По правилам мы не имеем права подпускать к малышам посторонних. Только после всех процедур, собранных справок, и если выяснится, что девочка сирота. В таком случае мы рассмотрим ваше обращение и, возможно, выдадим разрешение на посещение.

Светлана собирает бумаги, запихивает в сумку смеси, которые я заботливо купила для Сашеньки и кивает медсестре на выход.

— Ой, забыла, подпишите вот здесь! — спохватывается, протягивая мне бумажку.

— Вы даже не можете адрес сказать? Куда мне обратиться, чтобы узнать дальнейшую судьбу девочки? Как я узнаю, где ее искать?

— Мы отправим сведения в участковый пункт полиции по адресу, откуда пришла заявка. То есть сюда.

— Когда это произойдет?

— В течение месяца. Или двух. До полугода, в общем. Если раньше ее не найдут биологические родители или другие родственники. Мы ведь будем надеяться на лучшее, не так ли? — снова хихикает в кулак. До чего неприятная женщина!

— Полгода?! — повторяю полушепотом, так и не поставив автограф на бумажке. Но Светлане, видимо, не так уж и необходима моя подпись, достаточно закорючки, которую я случайно поставила, когда моя рука дрогнула от ее слов.

— Всего доброго, Юлия Иванова. Вы проявили активную гражданскую позицию, так держать. Дальше наша работа.

— Но... как же так?..

Выбегаю за ними на парковку, но там их уже ждет микроавтобус с надписью «дети». Оказавшись на улице, Сашенька начинает плакать. Но мне никто не дает ее успокоить. Медсестра молча забирается в автомобиль, а следом за ней грузится и Светлана, помахивая рукой. Дверка закрывается, у меня перед носом, а я так и остаюсь стоять посреди дороги, прижимая к себе единственное, что осталось от малышки. Махровое одеяльце. Еще теплое и пахнущее смесью и маленькой сладкой булочкой, которую прямо сейчас увозят от меня, возможно, навсегда.

Единственное, что могу сделать — запомнить номер и модель микроавтобуса, чтобы не потерять последнюю ниточку, связывающую нас. Сердце разрывается на части. Снова. Зачем же так?.. Ну почему?!

Меня переполняет возмущение, отчаяние и тревога за будущее ребенка. Хочется вернуться и устроить скандал. Или пойти на телевидение и рассказать о том, что со мной произошло, пожаловаться на всех и найти правду. Она ведь есть, не так ли? Или справедливость торжествует только в детских сказочках с добрым концом?