Черные вопросительные знаки падают на пол с очередной головы. Быстро порхают Зойкины ножницы. Ровная линия, волосок к волоску. Безупречная работа, настоящее мастерство. Закончен рабочий день, последний день уходящего года.

Зоя села в заледеневшую машину и включила дворники, которые некстати быстро размели мокрый снег с лобового стекла, открыв прохожим беззвучно рыдающую женщину с телефоном в руках. До Нового года оставалось четыре с небольшим часа. Она промокнула глаза, высморкалась и выехала на дорогу. Проезжая мимо магазина, вспомнила про торт. Идея была бредовая, поэтому и застряла в башке как клещ – чем бредовее мыслишка, тем тяжелее от нее избавиться. Купила все, что надо, даже больше. Взяла свежей клубники, чтобы добавить в сливочный крем. Забросила в багажник кульки и опять проверила мобильный. Никто не звонил.

– А кто позвонит? Даже друзьям наврала, что уезжаю.

До того как подняться на свой этаж, Зоя проверила почту: а вдруг там письмо или открытка от дочки? Леська в детстве собирала открыточки с морем, пальмами, солнцем. Их она тоже уволокла с собой – туда, где живые пальмы, море и солнце. Все взяла, ничего не оставила. В почтовом ящике оказалось несколько конвертов со счетами. Внезапно из пачки малоприятной почты выпал небольшой листик – извещение на посылку. Зоя замерла, стараясь разобрать адрес отправителя, но ничего внятного не обнаружила. Почта закрывалась через пятнадцать минут. Мысль о том, что посылку можно получить после праздников, отмела мгновенно. Это был сюрприз, возможно, подарок. Хотелось получить его тут же, а главное – понять, от кого. Зоя сразу загадала: «Если успею до закрытия, то все в жизни наладится». По дороге перебирала в голове варианты возможных отправителей. Больше всего хотелось, чтобы посылка была от дочки. Это означало бы, что обиды забыты и открыт путь к примирению. Подарок от «бывшего» был вроде сказки про Деда Мороза. Он и в прошлой жизни не баловал, а теперь-то чего?

Машины ползли как жуки по льду. Сверху сыпалась ледяная крупа. Зоя с тоской посмотрела на часы. Надежда таяла быстрее, чем льдинки на лобовом стекле. Светофор, поворот. Опоздала. Зоя вышла из машины, еле удержавшись на ногах от порыва ветра, вонзившего в нее сотни острых ледяных иголок.

Она толкнула дверь почты, и та неожиданно открылась. У стойки стоял улыбчивый седоволосый мужчина в круглых очках. Он взял извещение и тут же извлек из-под стойки пакет, вид которого отозвался в Зоиной памяти давно забытым словом – бандероль. Кирпич, завернутый в грубую коричневую бумагу, поверху перетянутый разлохмаченной веревкой. Зоя вчитывалась в расплывчатые каракули, выведенные химическим карандашом, и не могла понять даже фамилию отправителя. Казалось, что посылка пришла из далекого прошлого, из тех времен, когда папина родня отсылала им из деревни в город намертво забитые маленькими гвоздиками фанерные ящики. Они были наполнены стружками, из которых извлекались яблоки, сушеные грибы, мед, орехи. Зоя обожала эти посылки. Кроме витаминного содержимого, в них всегда находился для нее гостинец – бело-розовый пряник величиной с блюдце, который никогда не черствел. Обычно все это приходило в канун Нового года. Орехи заворачивали в фольгу и вместе с яблоками развешивали на елке. Пряник она ела по крошечке и не расставалась с ним даже в постели.

Ей показалось, что кто-то сказал на ухо: «Извините, но до Нового года осталось пять минут. Вам надо поторопиться…»

Она очнулась у себя на кухне. Как доехала домой, как поднялась в квартиру – не помнила. На кухонном столе лежала бандероль. На полу – кульки с провизией. Вопросительно изогнутая синяя тень настольной лампы дотянулась до потолка. Часы показывали без пяти минут полночь. Зоя вскочила, протирая глаза, и рванулась к телевизору. Там по русскому каналу шло в записи приветствие президента. Куранты на Кремлевской башне отбивали последние минуты года, Зоя, широко зевнув, откупорила шампанское и глотнула из горлышка. Вино полилось по щекам, шее, намочило платье, грудь. Она разделась и опять приложилась к бутылке. Пока не осушила до дна – не остановилась. Пузырьки лопались в ушах и животе, щекотали под ложечкой. Захотелось закружиться, взлететь, упасть, расхохотаться и заплакать одновременно. Зеркало с протокольной беспристрастностью отразило немолодую, полуобнаженную женщину без следов былой красоты.