– Причащается раба Божия…

– Пелагия, – торжественно произносит маленькая и открывает рот.

Наступает очередь Алисы. Та узнает деда и начинает улыбаться:

– Елисавета!

Еще бы не улыбаться, если на твоем дедушке такие красивые одежды и еще большой золоченый крест. Когда дедушка сам приезжает к ним в Москву и они все втроем отправляются играть на площадку, то одевается он совсем по-другому. Алиса не в первый раз узнает в священнике, стоящем на амвоне, своего собственного дедушку и всякий раз, причащаясь, тихо радуется встрече. Это наша с ней такая маленькая тайна.

Последний раз Полина, причастившись, что-то заподозрила и, уже запив, специально вернулась, чтобы получше рассмотреть местного батюшку. Наконец признала и на весь храм закричала:

– Ой, дедушка! Это мой дедушка!

Алиса – девочка сдержанная и предпочитает не выказывать ни своих мыслей, ни чувств. Кому-то чужому разговорить ее практически невозможно, а станешь надоедать, отвернется и будет молча заниматься своими делами. В то же время она внимательна и способна видеть то, чего не замечают другие. Вечером может взять лист бумаги и в подробностях нарисовать впечатления, оставшиеся от уходящего дня. Полина – ее прямая противоположность. Озорная, подвижная, если она чем-то занимается, значит, все вокруг должны заниматься тем же самым.

Не знаю, как она в свои четыре с половиной года понимает историю о Христе. Однажды в одном из черногорских монастырей, когда девочки вместе с мамой и бабушкой выходили из храма, бабушка спросила:

– Алиса, тебе понравились фрески?

Девочка молча кивнула головой: да, понравились.

– Полина, а ты что скажешь?

Полинка вздохнула:

– Бедный Христос!

Помню, как однажды ее сверстница, возмущенная человеческой неблагодарностью, расплакалась у нас в храме, стоя возле распятия, и, глотая слезы, произнесла:

– Эх, люди! А Он их хлебом кормил!

Алиса пока еще ни разу не рисовала распятия.

Сидим вместе с Полиной и рассматриваем фотографии общегородского пасхального крестного хода. На снимках, как обычно, возглавляя крестный ход, впереди идут священники в ярко-красных праздничных облачениях. Перед ними – матушки монахини и стайка воспитанниц монастырского приюта в похожих платьях. За батюшками следует народ. Людей много, крестный ход растянулся на несколько сотен метров.

– Полина, кто это? – спрашивает дедушка.

– Это христосы, – показывает малышка на священников в облачениях. – Это (на монахинь) – поклонники. – А народ, по ее классификации, называется «паломники».

Полина сама – непременный участник всех крестных ходов, совершаемых у них на приходе. Ей нравится идти рядом с клиросом и подпевать певчим.

– Я люблю петь. Я пою так… – И она вытягивает губки. – У-у-у…

Бабушка разговаривает с внучками и рассказывает им о планируемом у нас на приходе крестном ходе.

– Приезжайте к нам, пойдем все вместе. Только заранее приезжайте, мы с вами тропарики учить будем. Когда отправимся крестным ходом, будем петь тропарики.

– Бабушка, я умею петь бабарики! – тут же кричит в ответ Полинка и начинает: – «Что такое доброта?.. А на мне большие башмаки, это – барбарики!.. Чтобы звезды достать, надо стать добрее… девочки и мальчики, сладкие, как карамельки, а на мне большие башмаки!» Вот, бабушка, я умею петь барбарики!

Бабушка смеется и поворачивается ко мне:

– А ведь по сути она права. Хочешь дотянуться до Небес, становись добрее. В тропарях об этом так и говорится.

Вернувшись домой после многодневных паломничеств по черногорским храмам и монастырям, Поля с мамой и Алисой заехали помолиться в одну из церквей недалеко от Москвы. Хорошо сохранившийся старинный храм, совсем недавно отреставрированный, с поновленными фресками. Очень красивый. Внутри никого, одна только старушка дежурит за свечным ящиком.