Нокс Вигилате – напиток ночных стражей. Это крепкий черный чай с можжевельником и кардамоном. И к нему – конфеты из горького шоколада с лимоном и миндалем.

– Звучит соблазнительно, – улыбнулся комиссар. – Спасибо за приглашение. Но я не люблю чай. Предпочитаю кофе.

– Поверьте, мой кофе вам тоже придется по вкусу. Но только… когда я теперь попаду в лавку? – закончила я упавшим голосом.

4. Глава 4 Старое постановление

Комиссар шумно вздохнул и устало потер бровь.

– Вы знаете законы, Эрла. Судебное разбирательство проводится в два этапа. Через неделю состоится первое слушание. На нем коронарий – чиновник, который расследует смерти при необычных обстоятельствах – установит, была ли смерть насильственной, была ли задействована магия и кто является главным подозреваемым. И если за это время не найдется доказательства вашей непричастности, коронарий назовет вас виновной. Вы останетесь в тюрьме еще на пару недель на доследование, а потом второй этап – суд и приговор. Все проводится очень быстро.

– Да… знаю, – прошептала я севшим голосом.

Закон нашего королевства основан на презумпции вины. Это значит, что в лапы судейских лучше не попадаться – тебя так или иначе обвинят, и выкрутиться очень сложно. Особенно если у тебя нет денег на умелого стряпчего.

– Завтра к вам придет городской поверенный. Но он – человек бургомистра, а господин Снобс вам не благоволит.

– У бургомистра были с Бельмором общие делишки. Он имеет долю во многих его предприятиях. Теперь, когда Бельмор вышел из игры, Снобс захочет заграбастать его часть, – рассуждала я вслух. И встрепенулась: – А где был бургомистр, когда случилось нападение на Бельмора?

– В ратуше. Встречался с советниками и просителями. Его видели человек двадцать. Нет, Эрла. Как бы вам ни хотелось обвинить бургомистра, он непричастен. По крайней мере, напрямую. Нанял ли он преступного витамага? Бургомистр опаслив и осторожен, а говорят, «доверишь тайну – доверишь жизнь». И, сдается, бургомистр больше потеряет, чем получит в случае смерти партнера. Бельмор все оставил жене, а она делиться не захочет.

– А его жена…

– У нее тоже есть алиби. Эрла, я сделаю все, что смогу. Но и вы не падайте духом. Завтра я передам вам свод законов. Отмечу те, что вам следует хорошенько изучить. Больше я ничего не могу вам сказать – меня связывают обязательства.

Комиссар со стуком опустил кружку на стол, как бы ставя точку.

– Посетители к госпоже Ингольф! – громко сообщил надзиратель.

К решетке торопливо подошли два самых дорогих для меня человека. Я не сдержала радостного упрека:

– Алекса! Петер! Ну наконец-то!

Алекса озиралась, брезгливо оттопырив нижнюю губу. Ей уже приходилось бывать в полицейском участке в качестве мелкой нарушительницы, и она считала, что знает все местные порядки. Однако ей было сильно не по себе.

Странно было видеть элегантного Петера в обшарпанном тюремном помещении. Мой друг держался с достоинством, но заметно волновался: без конца поправлял галстук, карие глаза под круглыми очками встревоженно помаргивали.

Когда мои друзья увидели, что я коротаю время в обществе комиссара, закусывая пирожками и сыром, их лица вытянулись от удивления, и выглядело это столь комично, что я фыркнула.

– Эге, подруга! Да ты времени зря не теряешь, – сказала Алекса. – И чего, спрашивается, мы неслись к тебе сломя голову? Тебе и без нас тут хорошо.

– Не особо-то вы неслись.

– Нам пришлось оставаться в чайной, пока «клопы»... простите, комиссар… пока полицейские шарили по всем ее углам.

– Добрый вечер, комиссар Расмус, – поздоровался всегда вежливый Петер. – Я Петер Грюн. Мы пришли навестить нашу подругу. Но надеемся, что вы разрешите нам увезти ее домой.