– Хвост! – повторял он снова и снова и хохотал. – Остановите ме… ха-ха… меня. Я сейчас… Ох… Умру. Ха-ха! От смеха. Ха. Ой. ой. Живот болит.

– На, выпей. – Франси сунула ему в руку стакан настойки. Торвал выпил и стал успокаиваться.

– Нет, Франси, скорее я умру от смеха, чем убью нашего лорда. Ох. Как весело стало жить… Да-а. Хвост… Ох, твоя милость…

– Вы лучше помогите мне вжиться в этот…. – Антон остановился на полуслове. Он хотел сказать «мир», но вспомнил, как отзывались о его мнимом отце и о его словах о другом мире, и сказал: – получше узнать, как тут живут и вообще, что можно говорить, а о чем лучше промолчать.

– Золотые слова, милорд, – восхищенно произнесла Франси. – Поможем. Правда, шер?

– Конечно, Франси, – разливая остатки настойки и улыбаясь, отозвался Торвал. – Тем боле, что его милость причислила меня к своим товарищам. А товарищ – это, знаешь, почти друг.

– Ну, тогда по последней, и расходимся спать. Завтра поутру выезжаем, – с материнской нежностью глядя на Антона, одобрительно произнесла Франси.

Антон одним махом выпил и произнес:

– Я тут спать буду, на столе, в комнату не пойду, там клопы.

– Тогда уж лучше на сеновале, – подумав, произнесла Франси. – Я вам шкуру медвежью дам, а Торвал проводит.

Утром Антона нещадно трясли за плечо. Он отмахивался и спросонья ворчал:

– Сегодня выходной…

– Вставайте, милорд, завтракаем и выезжаем. Уже рассвело.

– Куда выезжаем? На происшествие? А где Панченко?

– Происшествий, слава Рассвету и Закату, нет, и Панченко тоже. Вставайте, милорд.

Антон с трудом разлепил глаза. С непониманием огляделся.

– Ты кто? – недоуменно глядя на странного старика, спросил он. – Я где? Мы что вчера пили? И с кем? Черт, что это за место? Дача, что ли?

– Пили, милорд, пили. Вставайте. Франси вас подлечит. Это она умеет. А я Флапий, ваш слуга и сенешаль.

– Слуга? Синяя шаль? Я не нанимал слуг. Иди, старик. Дай поспать, – и попытался снова улечься. Но тут он вспомнил все и, мгновенно протрезвев, сел.

– Твою мать… – Антон схватился за голову. – Так это был не сон, и спьяну ему не показалось, что он переселился… – Я в замке? Да? – как-то с недоверием и обреченностью одновременно спросил он. Антон еще хранил робкую надежду, что все, что с ним произошло, это лишь сон.

– Да, милорд, поднимайтесь. Дорога неблизкая, до вечера должны добраться до местной обители Заката.

Антон, опустошенный осознанием случившегося, склонил голову на грудь и пустыми безжизненными глазами уставился на медвежью голову. Из-под шкуры выбрался спаниель, зевнул, потянулся и скачками стал спускаться с сена. Антон блекло улыбнулся, посмотрел ему вслед и поднялся.

– Пошли, Флапий, умываться. Жаль, нечем зубы почистить. У тебя мел есть?

– Есть, милорд, а вам зачем?

– Растолки и принеси на тарелке. Увидишь.

Антон вышел из ворот сеновала и остановился. Там, на дворе, под восходящим солнышком был птичий переполох. Патрон с радостным лаем носился между кур, а те в панике кудахтали и, хлопая крыльями, разбегались во все стороны. Из просторного курятника вышел, важно вышагивая, словно гвардеец кардинала, здоровенный, яркой раскраски петух. Хозяйским взглядом оглядел свой двор и увидел дебошира. Недолго наблюдал творимые им безобразия и решил проказника наказать. Расправив крылья, он понесся на него, как истребитель. Патрон не заметил опасности. Считая себя здесь самым крутым, весело лая, нарезал круги. Неожиданно на его пути оказался в боевой готовности петух. Спаниель смело прыгнул на петуха и получил клювом в лоб. Патрон присел на задние лапы и тряхнул головой. А когда петух налетел на маленького хулигана, то тот с пронзительным визгом со всех ног помчался в открытые ворота сеновала.