Лидия вздохнула.

– Вот такая история.

– Очень грустно слышать, что ваш отец так рано ушел из жизни, – осторожно произнес я. – Но почему вы решили, что в смерти Петра Ильича есть криминальный след? Инсульт может настигнуть человека в любом возрасте. Семьдесят лет не старость, но все-таки и не молодость. Я знаю случаи, когда мозговой удар настигал тех, кто еще не окончил школу.

– Вы правы, – согласилась Лидия, – сердечно-сосудистые заболевания сейчас помолодели. И я сначала ничего не заподозрила, просто плакала. Папа для меня… ну слов нет, чтобы описать, как я его любила. Рыдала, думала: «Хорошо, что смерть пришла за папочкой внезапно. Он, наверное, не успел понять, что умирает». Да, возможна реабилитация, людей ставят на ноги, они потом ходят, разговаривают, живут. Но отец – хирург, который делал уникальные операции. Одно неверное движение, и человек погибнет. Даже встав с постели и внешне никак не напоминая больного, профессор Алексеев не смог бы работать. Пальцы у него потеряли бы чувствительность. Со столовыми приборами проблем никаких, написать рецепт – пожалуйста, пользоваться компьютером, чистить зубы – со всем этим при правильной длительной реабилитации проблем не возникнет. Но как хирург отец перестал бы существовать. Кто-то другой обрадуется, что выжил, уйдет на заслуженную пенсию, займется рыбалкой, садоводством, да просто сядет у телевизора. Но папа был человеком другого склада! Вот так я пыталась примириться с его смертью, говоря себе: «Для него лучше умереть в один миг».

Лидия отвернулась к окну.

– Вскоре после похорон отца умерла мама. Неожиданно. Упала в подъезде нашего дома. В здании пять этажей и столько же квартир, консьерж всех знает. Виктор Николаевич бросился к маме и понял: дело плохо! Вызвал меня! Я схватила тревожную аптечку, кинулась вниз, упала на колени возле мамы, она пробормотала: «Пу… пу… чу… чу…» И замолчала. А я шприц наладила, хотела ей укол поставить. Но Виктор Николаевич меня остановил:

– Лидочка, она умерла.

– Он что, только глянул и сообразил, что ваша мать мертва? – удивился Борис.

– Постникова на работу консьержем устроил отец, – пояснила Лидия, – Виктор Николаевич был фельдшером, работал в горячих точках, потом стал сотрудником МЧС, много раз видел смерть, умел оказывать первую помощь. Он начал делать маме искусственное дыхание, но это было скорее для успокоения совести. Я быстро спустилась вниз и тоже поняла: это конец. Причина смерти такая же, как у папы, – инсульт.

– Так, – кивнул я.

Лидия взяла чашку.

– Мысли о том, что родителей отравили, у меня не было. У них была тесная душевная связь. Мама всегда знала, когда у папы случались какие-то неприятности, начинала нервничать, едва он входил в дом, бежала в холл со словами:

– Милый, что произошло?

Амалия Генриховна тяжело переживала смерть супруга, она бодрилась, делала вид, что все хорошо, но по ночам плакала. Я подумала, что кто-то на небесах пожалел маму и забрал ее. Теперь они с папой вместе, им там хорошо. Но вчера…

Лидия замолчала, потом робко спросила:

– Я показалась вам дурочкой?

– Конечно, нет! – воскликнул я.

Алексеева вздохнула.

– Мне свойственно ребячество. Я услышала про итальянское мороженое и пришла в восторг! В детстве я постоянно болела, эскимо мне доставалось только по большим праздникам, да и то в подтаявшем состоянии. Поэтому пломбир приводит меня, давно взрослую, в восторг. Ну и сейчас я сильно нервничаю, по этой причине кажусь взбалмошной. Вообще-то я опытный специалист, умею себя вести. Может, конечно, моя нервозность обусловлена отменой гомеопатии, которую я пила по назначению папы, да и все, что случилось в нашей семье, не способствует душевному равновесию.