В толкучке узоры на лицах и руках раздражённых людей посвечивали красным и оранжевым, а у некоторых горели так, что свет пробивался сквозь одежду. Я запрыгнула на крышу одного из домов в торговом квартале, чтобы выбрать путь посвободнее, и при взгляде сверху реки людей пылали, как праздничные гирлянды. В конце концов я высмотрела проулок, где горело не так ядрёно, и нехотя слезла в толпу. Даже здесь, чтобы протиснуться хоть к одному лотку, мне пришлось отцепить меч от пояса и выставить его вперёд, поскольку по моему костюму никто не признавал во мне махарьятту.
Не то чтобы у махарьятов вроде меня была какая-то особая форма одежды — конечно, на охоту в струящемся плаще и длинных юбках не пойдёшь, но в остальном мы одевались кто во что горазд: какие-нибудь шаровары поудобнее, чтобы не сковывали движений, какая-нибудь рубаха да плотный безрукавный нэр подлиннее — для условного приличия и чтобы сидеть не прямо на земле. Ну и пояс — настолько яркий, насколько денег хватило. Я вот накопила на красный, чтобы на его фоне меч лучше выделялся.
Однако в городе у подножия клановой горы привыкли видеть несколько иных махарьятов — наподобие того, который убил мою ба. По глаза упрятанные в кожу и металл с клановым гербом везде, где только можно, и с пламенеющим мечом за спиной, такие красавцы сразу выделялись из толпы. Да и самомнение у них было под стать — не приведи амардавика встать на пути у такого! Взглядом сметёт! Другое дело я — среднегородская оборванка с какой-то тусклой тыкалкой. Придётся поднапрячься, чтобы купить себе на обед что-то повкуснее.
Деньги у меня были, хоть и не очень много. Зачем давать смертнику много денег? Мне лишь бы перебиться в городе денёк-другой, пока представится возможность пробраться на гору. Я зажмурилась, усилием воли отгоняя горькие мысли, и тут же оказалась оттиснута от лотка более сосредоточенными покупателями.
Конечно, как махарьятте мне ничего не стоило их растолкать, а то и раскидать. Но… Во-первых, не следовало привлекать к себе внимание, а во-вторых, меньше надо отвлекаться на всякие глупости, сама виновата. Эти люди наверняка спешили сжевать что-нибудь побыстрее, чтобы потом успеть ещё до ночи переделать личные дела, которыми они не могли заниматься в течение дня, а я собиралась остаток вечера бесцельно мерить шагами город в поисках подходящей возможности. Я могла и потерпеть.
В результате я решила зайти в чайный дом. Там, конечно, было дороже, но за мои траты я держала ответ только перед собой же, а вот послушать сплетни или найти торговцев, которые снабжают клан Саинкаеу провизией, там было более вероятно.
Внутрь вечерняя духота не проникала. Я высмотрела компанию купцов средней руки, игравших в птичьи фишки, и облегчённо приземлилась за столик в тёмном углу спиной к ним — авось услышу что-нибудь интересное. Деревянные брусочки шуршали и стукались друг о друга, напоминая чириканье. Я заказала чего попроще, но побольше, и прислушалась.
—…А я ему говорю, что-то ты недостаточно чёрный для махарьята! — рассказывал один купец, судя по говору, с побережья. — Точно, говорю, сдюжишь?
— А при чём тут, чёрный он или какой? — удивился другой, местный.
— Ну как же, — ответил ему первый, — ведь чем больше в махарьяте махары, тем у него кожа темнее!
— Это кто сказал? — фыркнул ещё один местный. — У нас вон великий клан на горе сидит, и они там все разноцветные. Что ж, думаешь, они неумехи какие-то?
— Вот именно, — поддержал его товарищ. — И потом, махарьят же не только количеством силы ценен, а ещё тем, что умеет с ней делать. Как по мне, самые чернущие вообще не в себе, им сила ум застит.