Я неслышно перевела дыхание и велела себе не плакать. Что ещё за выходки? Небось свечусь уже, как драгоценный камень на солнце. Я быстро оглядела свои руки. По крайней мере, махару я исправно сдерживала. Узоры полыхали пристыжённым розовым с уклоном в разгневанный красный, но для свежей жены, только что впервые увидевшей своего мужа, это было не зазорно. Тем более, что Вачиравит вполне мог впечатлить даже повидавшую холёных кавалеров дочь канана. Конечно, мои узоры отличались от Кессарин, но только на взгляд тех, кто её хорошо знал. К тому же сквозь покров и четыре слоя одежды их свет сливался в бесформенные пятна, а руки я спрятала под стол, так что Адульядеж не увидел бы. Велев себе успокоиться, я снова принялась рассматривать Вачиравита.

Кожа у него была очень тёмная, даже темнее моей, и с уклоном в благородный сливовый, а не поджаристо-коричневый, как моя. С этой тьмой ярко контрастировали абсолютно белые волосы, едва прихваченные единственным гребнем, чтобы не лезли в лицо, и перистым облаком спускающиеся вдоль спины. Впечатление немного портили крупные размашистые узоры на лице и руках, которые едва посвечивали сиреневым. Вот, значит, почему на золотой ткани так странно отсвечивало.

Фиолетовые тона — признак хандры и безумия или просто тихого несчастья. Если Вачиравит даже ради собственной свадьбы не смог справиться с эмоциями и приободриться, то дела и правда плохи... Ещё большой вопрос, почему он согласился жениться на незнакомой девушке, когда сам был в таком плачевном состоянии. Уж не надеялся ли он и правда за счёт кананичны поправить своё здоровье? Надеюсь, амардавика напоследок залепила в него чем-нибудь таким, что всю жизнь будет мучиться!

Хотя я тут же сообразила, что если у него были на меня планы, то в его гамме должна быть хоть капля синевы, хоть намёк на надежду, какое-то предвкушение, а не вот эта глухая тускло-сиреневая тоска. Неужели ему постоянно так плохо? Сильный махарьят, если уж выжил, за два года оправился бы. Или дело в том, что он отчаянно ненавидит Адульядежей? Вряд ли Кессарин лично что-то ему сделала, они ведь даже не встречались... Но если так, то почему согласился на этот брак?

Мои размышления прервали снова загудевшие бубны. Хор женских голосов затянул ритмичную и сводящую с ума ритуальную песню, а на площадку, вокруг которой стояли столы, выплыла группа девушек в одинаковых костюмах — коротенькие чо́ли без рукавов и с глубоким вырезом, едва прикрывающие бока, шаровары, украшенные спереди полукруглой складчатой юбочкой, как перевёрнутый веер. А внутри шароваров тоже, как у меня, покрывало поддето, не иначе, уж очень пышный силуэт. Девицы сразу принялись танцевать во имя бога-прародителя и богини плодородия, и тут до меня дошло, что это нанятые танцовщицы. Ни Адульядежи, ни Саинкаеу не вышли танцевать сами!

Я осторожно повернула голову туда-сюда, пытаясь определить присутствующих. Слева от меня и под прямым углом за собственным столиком сидел Адульядеж, по его левую руку — другие прааты, прати и пратьи́, все в ярких шелках и золоте, наверняка городская знать. Справа же от Вачиравита за симметричным столиком расположился молодой пранур — темнокожий, почти как сам Вачиравит, и такой же беловолосый. Вот кто светился надеждой, яркой, как мотыльковый горошек. Должно быть, это глава клана, как его... Арунотай. Действительно похож на брата и смотрел на него с робкой, но счастливой улыбкой. Неужели правда думал, что этот брак пойдёт Вачиравиту на пользу?..

По его правую руку тоже сидели сплошь махарьяты, хотя и не такие тёмные, как братья. Должно быть, главная ветвь клана сосредоточила в себе большую часть силы. Значит, их амард им благоволит, как мне благоволила моя амардавика. Н-да, не знаю уж, что сказал бы отец, узнай он о моём предательстве, но амардавика бы посмеялась... Ещё бы и сплясала получше нанятых девок. Из махарьятов ни один не вышел танцевать. Курьёз какой-то, а не свадьба, кому скажи — не поверят! И они ещё ожидают, что у нас с Вачиравитом что-то сложится, когда сами палец о палец не ударили, чтобы ублажить небеса? Вот чудаки!