– Алло!

– Добрый день. У меня посылка на ваше имя. Удобно будет получить в течение часа?

– Я ничего не заказывала, – теряюсь.

– Эмилия Юмина?

– Да. Это я.

– Гранатовая, восемь?

– Кажется…

– Тогда никакой ошибки. Так я подъеду?

Конечно, можно и перенести встречу, но я почему-то не делаю этого. Сережа выглядит по-настоящему расстроенным. Жаль, он хороший парень. Но там посылка. И мне до жути любопытно, что в ней. Ведь о том, что я живу на Гранатовой, кроме меня, знает лишь один человек. Воинов. И, значит, эта посылка от него…

Домой едва не бегу. Набираю пароль от калитки, здороваюсь с охранниками и консьержкой. Безопасность здесь на должном уровне. И это не может не радовать человека, который рос в среде, в которой круглосуточно нужно было находиться на стреме. Прилететь могло откуда угодно. От пьяных друзей матери, от отчима, или от детдомовцев, когда я жила там.

Поднимаюсь в квартиру. Открываю дверь. Курьер, как назло, задерживается. От нечего делать мою руки и разогреваю себе поесть – Воинов забил холодильник под завязку, и можно не волноваться, что на ужин ничего не останется, даже несмотря на то, что вчера он и сам нехило так приложился к купленным, как я поняла, для меня припасам.

Это было так странно. Тайком наблюдать за тем, как он ест. Ведь обозначить свое присутствие я так и не решилась. И вроде не было в той картине ничего нового. Ну, ест человек, и ест. А мне почему-то хотелось к нему подойти и обнять крепко-крепко. Таким несправедливым мне показалось то, что олигарху не с кем разделить этот ужин.

Дурацкий порыв. Хорошо, что я этого не сделала. Вот бы он охренел.

Наконец, курьер объявляется снова. От нетерпения я едва не подпрыгиваю. Ого, сколько пакетов! Надеюсь, оно…

– …оплачено?

– Да, конечно, распишитесь в получении. На технику предусмотрена гарантия. Чек внутри.

На технику, да? Едва за курьером закрывается дверь, падаю на пол. Открываю первый пакет. В башке нескончаемым каким-то набатом звучит: божемой-божемой-божемой. Он не мог все это купить. Ну, то есть… Здесь ведь тысяч… На сколько? Семь-восемь долларов? Сонька… Моя Сонька. Ни Кэннон, ни Никон. А Сони, о которой я и мечтать не могла. Камера, объективы, вспышка, сумка для техники. Боже, он даже карту памяти купил. Здесь есть, кажется, все.

Сидя в ворохе из пакетов и упаковочной бумаги, диковато озираюсь. Что-то горячее капает на колени. Я плачу? Я плачу! Пытаюсь себя убедить, что это ни черта не значит. Для Воинова такая сумма – тьфу! Он и не заметит. И тут же ругаю себя за малодушие. В конце концов, олигарх ничего, ничего вообще мне не должен. А принимая такой подарок, я уподобляюсь детдомовцам, которые растут с мыслью, что раз уж им так круто не повезло в жизни, то им все на свете должны. Все бы хорошо, но эти ребята потом так привыкают к халяве, что когда она заканчивается, не могут встроиться во взрослую жизнь. Я же другая. Я привыкла рассчитывать только на себя! Наверное, поэтому меня разрывает на части два диаметрально противоположных желания.

С одной стороны, я хочу вернуть подарок.

С другой… Боже, это ведь Сонька!

Если у меня будет нормальная камера, я смогу подрабатывать. Пусть даже съемка свадеб или детских праздников – не то, о чем я мечтала, это неважно. Главное – с чего-то начать. А для этого всего-то и нужно, что перешагнуть через глупую гордость. Дают – бери. Бьют – беги. Это, между прочим, народная мудрость, Миля! Давай, уж не ломайся! – уговариваю себя. Миля меня никогда не подводит. У Мили все четко. Без сантиментов. Уснула она, что ли?!