И вот, он любовался своими сокровищами, когда горничная доложила, что пришел лорд Эмсворт. Они хорошо относились друг к другу. Американская прыть зачаровывала кроткого графа. Он был рад, что не обладает этим свойством, но как зрелище его одобрял; так человек не хочет стать пурпурной коровой, но с удовольствием на нее посмотрит. Что же до миллионера, он не видел таких людей за всю свою долгую жизнь. Однако была у них и общая черта – они собирали коллекцию.

Конечно, различались они и в этом. Мистер Питерс, как мы говорили, собирал яростно и упорно, лорд Эмсворт – благодушно и рассеянно. Музей в Бландингском замке был похож на лавку старьевщика-любителя. Рядом с Гуттенберговской Библией лежала пуля из-под Ватерлоо, изготовленная для туристов одной бирмингемской фирмой.

– Мой дорогой, – сказал граф, радостно входя в комнату, – надеюсь, я не опоздал? Зашел поесть в клуб.

– Я бы угостил вас, – сказал мистер Питерс, – но, сами знаете, я обещал врачу соблюдать диету. Один с Эйлин я как-то ем, а вот смотреть на человеческие блюда… нет, не могу.

Лорд Эмсворт сочувственно покурлыкал, сам он очень любил есть, мистер же Питерс перевел беседу в другое русло.

– Вот мои скарабеи, – сказал он.

Лорд Эмсворт надел пенсне, и кроткая улыбка сменилась тем, что кинорежиссер мгновенно опознал бы. Несчастный граф пытался «выразить интерес», хотя чутье подсказывало ему, что такой скуки он еще не испытывал.

Мы можем ругать нашу аристократию, можем ходить на митинги, но, ничего не попишешь, кровь – это кровь. Английский пэр, умирая со скуки, этого не покажет. Сызмальства привык он, гостя в замках, осматривать конюшни, выражая поддельную радость, и спартанские навыки держат его всю жизнь.

Мистер Питерс тем временем говорил о разных царствах, об Осирисе, об Амоне, о Нут и Бает, Хеопсе, гиксосах и совсем уж распелся, перейдя к царевне Гилухипе, озеру Зарухи и Книге мертвых. Время бежало…

– Посмотрите на этого, лорд Эмсворт.

Граф заморгал и очнулся, перескочив из приятных теплиц и тенистых садов в Лондон, где мистер Питерс почтительно и гордо держал на ладони какую-то пакость.

Пришлось ее взять. Судя по всему, хозяин ждал именно этого. Ну что ж…

– Ах! – сказал лорд.

– Хеопс четвертой династии, – сказал мистер Питерс.

– Простите?

– Хеопс! Четвертой династии!

Лорд Эмсворт растерялся. Нельзя же, в конце концов, все время твердить «ах».

– Ой, господи! – воскликнул он. – Хеопс!

– Четвертой династии.

– Боже ты мой!

– Каково, а?

Именно здесь беседу прервало Провидение, которое не даст в обиду хорошего человека.

– Простите, – сказала, входя, горничная, – вас к телефону.

– Я сейчас, – сказал гостю мистер Питерс.

– Пожалуйста, – заверил его благодарный лорд Эмсворт. – Пожалуйста, пожалуйста, прошу. Не беспокойтесь.

Хозяин вышел. Он остался один. Солнце сияло за окном, на тихой улице. Были там и деревья. Граф любил их и одобрительно на них взглянул. Потом из-за угла вышел человек с тачкой, полной цветов.

Цветы! Несчастный граф, словно голубь, перенесся в свой замок. Цветы… Сказал он садовнику, что делать с гортензиями? А вдруг забыл? Тот в жизни сам не догадается!

Думая о садовнике, лорд Эмсворт заметил, что в руке у него что-то есть. И, положив загадочную штуку в карман, вернулся к размышлениям.

2

Примерно в то время, когда граф Эмсворт направлялся к мистеру Питерсу, на Стрэнде, в ресторане «Симеон», сидели двое. Она была миниатюрной и приветливой девушкой лет двадцати, он – крепким молодым человеком с рыжевато-каштановыми волосами и усиками, благоговейно и решительно глядевшим на нее. Девушку звали Эйлин Питерс, молодого человека – Джордж Эмерсон. Вообще он служил в Гонконге заместителем начальника полиции, сейчас – приехал в отпуск. Лицо у него было смелое, честное, подбородок – упрямый.