Потом меня накрыла волна забвения с проносящимися перед взором картинками из минувшей жизни. «Дома» – это где? В Ясенево? Я переехал туда несколько лет назад с бабушкой, а потом жил один, когда деменция доконала ее, и она пропала без вести.

Найти ее – единственного родного мне человека, я так и не смог. А узбекам я тогда не соврал – родителей и правда не было. Ну, то есть лет до восьми были, но погибли в какой-то аварии. Бабушка не любила об этом говорить, тянула меня в одиночку, хмурилась на все мои косяки и залеты, а потом молча собирала вещи, и мы меняли город и школу. Пока не осели в Ясенево, так что да – вполне себе дом.

Когда зрение опять прояснилось и я смог вынырнуть из вязкой сонной трясины, то понял, что лежу на каком-то постаменте, а рядом, буквально в метре от меня, на такой же тумбе лежит старик. Мертвый старик, но с такой довольной застывшей лыбой, с таким умиротворением на сморщенном бородатом лице, что можно было смело утверждать: этот мир он покинул очень счастливым.

Между нами стоял мужчина, тоже с сединой в бороде, и тоже довольный. Даже несмотря на то, что вместо правой кисти у него из-под рукава торчал сдвоенный крюк. Это он говорил со мной. Трындел без остановки, что я дома и что все получилось.

– Отдыхайте, Матвей Александрович, не беспокойтесь! Мы вас в дом перенесем, – в его голосе я слышал заботу. Перестав сопротивляться слабости, отключился под продолжающееся мерное бормотание: – Неужели получилось? Как жаль, что барин не дождался, не пережил…

Пробуждение было необычным – уже и не припомню такого состояния. Выспался, отдохнул, ничего не болит, нигде не затекло, отходняка и похмелья нет, в школу или на пары не опаздываю. Потянулся на довольно удобном матрасе и покрутил головой. Обнаружил, что лежу на железной, скрипящей пружинами, старой кровати.

Кованая спинка с завитками и цветочками сильно потускнела, на ней собралась пыль, а в левом верхнем углу ярко блестела на солнце тонкая паутина. Огромная подушка, в которой голова утонула почти целиком, пахла увядшими травами – что-то луговое с примесью земли.

Стены измазаны побелкой, деревянное окно с растрескавшейся рамой, под потолком вьется змейкой проводка, прямо как в старых подъездах на Арбате – два черных переплетенных провода. Ведут к центру потолка, с которого свисает одинокая лампочка.

Комната оказалась небольшой, метров десять квадратных. Помимо кровати, на которой я поскрипывал пружинами, у стены стоял комод, накрытый кружевной скатеркой ручной работы. На комоде стояли белые фигурки, издалека похожие на слоников. Приглядевшись, я понял, что либо это очень хреново сделанные слоники, либо таких уродцев в нашем мире я не встречал.

Над комодом висело несколько старых фотографий, будто из начала прошлого века. Бородатый мужик стоял, положив ладонь на спинку стула, на котором сидела женщина, а вокруг них (четверо)детей. Рядом с семейным снимком – отдельные портреты. Но разглядеть детали не получилось, я видел лишь замыленные от старости и потерявшие резкость силуэты.

Я встал с кровати, прошелся до двери. Там стоял стул, на котором лежала одежда. Штаны, рубашка и куртка, похожая на джинсовую, а на полу – грубые ботинки. Все с виду новое, но фасон и стиль очень напомнил форму работяг того же времени, что и на фото.

Одевшись, я подошел к окну, в надежде увидеть хоть какие-то знакомые виды. Вид открывался примерно со второго этажа и довольно скудный: яблоневый сад с лысыми тропинками, разбегающимися среди всего этого великолепия, колодец и покосившийся старый сарай. М-да, это точно не Ясенево. Если только Царицыно – там вроде есть какой-то парк оформленный под старину. Хотя все равно сомнительно, что река могла меня туда вынести.