Должен ли психоанализ быть уделом лишь тех, кому доступен символический смысл?
Осознание бессознательного значения ошибочного действия или оговорки доступно не каждому: на самом деле ошибочное действие или оговорка имеет смысл главным образом для окружения человека и вовсе не обязательно – для него самого, в соответствии с самим определением бессознательного: бессознательное – это то, что ускользает от сознания субъекта. Часто лишь после долгой работы анализа человеку постепенно удается постичь ускользающее от него значение ошибочного действия или вырвавшейся у него оговорки и связать их с эмоциями, возникающими в отношениях с аналитиком.
Возможность осознать значение ошибочного действия или любой другой продукции бессознательного частично зависит от силы, с которой сопротивление препятствует осознанию этих симптоматических действий, но частично и от способности человека постичь символический смысл собственных слов или симптоматических действий. Действительно, эта способность к постижению символического смысла у людей существенно различается, что ставит вопрос о пригодности человека к анализу, т. е. оценке, в какой мере человек будет поддаваться работе интерпретации и – что еще важнее – интерпретации отношений переноса. Позиции психоаналитиков по этому поводу различны: некоторые из них, особенно во Франции, считают психоаналитическое лечение исключительно уделом тех, кто изначально хорошо знает символический смысл своей речи, т. е. для представителей невротического типа личности (Gibeault, 2000). Наоборот, другие психоаналитики, например принадлежащие к кляйнианскому направлению, считают, что существует два уровня символизации: примитивный уровень, на котором преобладает конкретное мышление и психика функционирует в «символическом равновесии», и более развитый уровень, на котором преобладает способность символической репрезентации и который соответствует невротической организации. С точки зрения последних, происходит постоянное перемещение с примитивного уровня на развитый уровень символизации и обратно, таким образом, открывается множество возможностей для психоаналитического лечения не только невротичных пациентов, но и пограничных пациентов и психотиков, не считая примитивной части функционирования, которую мы встречаем у каждого индивида, невротичного и нормального (Jackson et Williams, 1994).
Хронология понятий
Ошибочные действия – сгущение – смещение – оговорки – забывание имен – замещение.
Остроумие и его отношение к бессознательному (1905с)
Что именно в остроте вызывает смех?
Фрейд коллекционировал остроты – по-немецки Witz, – а также еврейские анекдоты: у него было тонкое чувство юмора. Неудивительно, что он захотел обнаружить скрытые пружины смеха. В этой работе он систематически рассматривает огромное разнообразие форм комического, которые попадают под общее понятие остроумия, и выдвигает гипотезу, что остроумие выявляет влияние бессознательного, которое исподволь руководит словом и речью. Механизмы, производящие комический эффект, имеют значительное сходство с психической работой, которая осуществляется в сновидении: мы наблюдаем здесь сгущение, что означает выразить многое, сказав мало; здесь же мы снова встречаем процесс смещения, позволяющий обойти запреты, которые цензура накладывает на вытесненное содержание агрессивного или сексуального характера, позволяя ему вернуться в другой форме; наконец, мы узнаем здесь и процедуру наглядного изображения [figuration], которая изменяет форму слов, создавая двусмысленности или игру слов, или трансформирует мысль, порождая нонсенс или заменяя мысль на противоположную. Но в отличие от сновидения, которое Фрейд рассматривает как асоциальный продукт психики, остроумие представляет собой наиболее социальную форму психической деятельности: это усовершенствованная игра, цель которой – получить выигрыш, удовольствие, таким образом, здесь мы не находим механизма регрессии, как в сновидении. Конечно, и в сновидении существует поиск удовольствия, но там оно возникает в процессе регрессии к галлюцинаторному удовлетворению, чтобы избежать неудовольствия.