Когда-то я жил здесь, в Гуроке. И подрабатывал на пристани.

В юности – лет с десяти и до пятнадцати – летними ночами я, бывало, не мог уснуть у себя в спальне, высоко над бухтой, на холме, над широкой дугой пристани Гурока. Каждой погожей ночью в теплое время года через приоткрытое окно до меня доносился рокот медленно удаляющегося судна. Так рокотал только один из десятка с лишним паромов и пароходов, которые всегда заходили к нам летом.

То были последние годы золотого века реки Клайд (Clyde), когда автомобили еще оставались редкостью и многие жители Глазго на день, а то и на все две недели отпуска отправлялись по воде на такие курорты, как Ларгс (Largs), Данун и Рóтсей (Rothesay). На причале мне доверяли в основном ловить швартовы и поднимать сходни – в начале семидесятых, в студенческие годы, я пару лет проводил летние каникулы в компании нескольких портовых грузчиков и одного-двух школьных приятелей. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что удостоился чести наблюдать конец целой эпохи. Без нас не обходилась швартовка «Уэйверли» – последнего в мире морского колесного парохода, который в летние месяцы до сих пор гремит и брызгает водой на морских курортах Британии; мы смотрели, как суда на воздушной подушке – они еще были в диковинку – уносятся вниз по течению мимо пляжа и лоцманской станции, выстреливая камешками, как пулями, и распугивая отдыхающих. Как я уже сказал, «Уэйверли» пока держится, а вот суда на воздушной подушке у нас не прижились – их век миновал, едва успев начаться; бывает и такое.

Теперь огромные пароходы сюда не заходят, остались только паромные переправы для автомобилистов; несколько маленьких суденышек еще снует по Клайду в Хеленсбург (Helensburgh) и Килкрéгган (Kilcreggan), изредка организуется буз-круиз[5] – даже на «Уэйверли», если он оказывается на Клайде, но это и всё, поскольку многие старые причалы уже разваливаются. Даже пристань Гурока, откуда паром идет до Дануна, теперь в плачевном состоянии. Поезда останавливаются не на вокзальчике под стеклянной крышей (большей частью разрушенной), а в другом месте, да и сам причал, кроме стапеля для выезда автомобилей, куда-то исчез; торчат лишь бетонные столбы, на которых раньше покоились обшитые досками плиты.

Немного смахивает на почти беззубый рот. Кто раньше не видел здешних мест, тот, наверное, сразу назовет их захолустьем, но тому, кто, как я, помнит их былую красоту, наблюдать упадок особенно грустно.

Говорят, существует план реконструкции всего побережья, и – если, конечно, это не стандартный план застройщиков по впихиванию максимального количества многоэтажек на минимальный участок земли – с ним надо поторопиться.

Общественное пространство / личное пространство. Немного подбадриваю себя, поглядывая на «дефендер».

О «Лендровер»! Полное имя – Land Rover Defender 11 County Station Wagon Td5. Во всей конюшне «Лендроверов» этот выделяется особенно сельским видом – уродец в семействе, которое изначально не обременено сногсшибательной красотой. У машины прямой контур, все стекла угловатые (кроме небольших овальных окошек, якобы предназначенных для разглядывания гор, встроенных в округлые ребра крыши). Двигатель звучит так, будто в сушильную машину загрузили ведро болтов.

Однако же по непонятным причинам я влюбился в этот автомобиль.

Никогда не думал, что такое произойдет. Должен признаться, я обожаю рулить. Мне нравятся машины, нравятся мотоциклы, мне нравятся вообще почти все виды транспорта, но особую любовь я питаю к тем, которыми могу управлять сам, потому что я просто-напросто люблю вождение. В парках аттракционов я всегда предпочитал – и до сих пор предпочитаю – картинг, причем по самой простой причине: ты сам – хоть немного – контролируешь процесс. Как только до меня дошло, что езда против движения в попытке столкнуть как можно больше машин – это весело, но против правил и грозит выдворением с автодрома, я изменил тактику и стал стараться, чтобы столкновений было как можно