Здания, к которым привязаны наши функции, сами по себе обычные. Их может увидеть совершенно рядовой человек, да и видит, если на то пошло. Но видеть и увидеть – не одно и то же. Бывшая горничная, ныне функционал гостиничных дел Роза Белая, обнаружила в голодные годы гражданской войны продуктовый магазин лишь потому, что ее пригласили по этому адресу. Все остальные – и голодные красноармейцы, и на все готовые бандиты, и припрятавшие золотишко «буржуи» – шли мимо, мечтая о куске хлеба, – и не видели «пикулей, анчоусов, икры красной и черной, вырезки телячьей…».

Так и мою башенку у «Алексеевской» видели лишь те люди, кому сообщили – это новая таможня, это удобный проход в другие миры.

И я стоял буквально в двух шагах от таможни Василисы, не обращая на нее никакого внимания!

Двухэтажный кирпичный домик вклинился между зданиями побольше и повыше, будто распихивая их, пробивая себе выход к улице. К тому дому, что явно находился под покровительством Василисы и был снабжен заборчиками и флюгером, двухэтажный домишко почти притулился, их разделяла узкая, не протиснешься, замусоренная щель.

Со стороны двора в таможенном здании не было ни дверей, ни окон. Росло несколько деревьев – старых, скрюченных, землю устилали перегнившие листья и сломанные ветки. Можно было четко отметить границу, вдоль которой ходили люди, непроизвольно сторонясь странного домика: в земле были протоптаны самые натуральные ложбины!

Со стороны улочки я обнаружил одно окно на втором этаже: темное, будто занавешенное изнутри. И дверь – в которую с огромным удовольствием постучал.

Тишина.

– Эй, сосед! – вспоминая свой первый визит, крикнул я. Что я там кричал? Принял здание за мельницу, спрашивал насчет муки? Не будем повторяться… – Эй! Без ковша пришел!

Через некоторое время послышались шаги – твердые, уверенные. Я ухмыльнулся, представив себе Василису – крепкую, мускулистую, в кожаном фартуке на голое тело…

Да, с этим надо что-то делать. К примеру – пить бром.

– Кого это черт носит… – раздался знакомый приглушенный голос. – Будь я неладна, не может же это…

Дверь распахнулась, и я увидел Василису.

В розовом халатике с кружевами и оборочками. В пушистых тапках в виде белых щенят с глазками-пуговицами.

– Кирилл, – упирая руки в бока, сказала Василиса. – Твою мать… ты?

– Он самый, – не понимая причин столь шумной реакции, ответил я. Постарался отвести глаза и не слишком уж пялиться на Василису.

Получалось с трудом – ее было много.

– Не стой столбом… – Одним движением Василиса втянула меня в дом. Высунулась, бдительно осмотрелась. Захлопнула дверь.

Даже до жирафа рано или поздно доходит.

– Новости уже знаешь? – спросил я. Под «прихожую» в доме был отведен огромный зал с тремя дверьми и лестницей вверх. Абсолютно пустой, только кое-где держали потолок опорные столбы, украшенные не то коваными вешалками, не то просто отходами Василисиного производства.

– Конечно. – Василиса подняла со стоящего у двери столика (опять же – кованые ножки и лежащий сверху в кованой раме кусок толстого стекла) сложенную вчетверо газету. Тоненькую, в один разворот, вроде тех бесплатных газеток, что выпускают власти московских районов и округов.

– А? – только и сказал я, прочитав название: «ЕЖЕНЕДЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ». Это был номер за сегодняшнее число. Выходила газета, если верить датам, аж с 1892 года.

– Бэ! – рявкнула Василиса. – За тобой следили? Ты как – самолетом?

– Поездом… в Орле была засада, но я ушел… – Развернув газету, я уставился на свою фотографию.

– Ушел он! – Василиса развела руками. – Нет, вы посмотрите на него… ушелец!