– Есть, – козырнул Маневич. – Я могу идти?

– Шагай.

Сергею Маневичу не понравилось напоминание о прошлой судимости. Свою вину он искупил, получил ранение, зачем старое ворошить? Елхов менялся на глазах. После удачного взятия высоты и умелого вывода роты из окружения авторитет капитана значительно вырос. По слухам, его хвалил командир дивизии, ожидал дальнейших смелых действий и представил к ордену.

Люди прибывали каждый день, количество личного состава перевалило за триста человек. Имелось свое делопроизводство, печать, финансовая часть, недавно выделили десять повозок с лошадьми. Елхова приглашали на совещания наравне с командирами крупных подразделений. Роту называли штурмовой, приводили в пример, а капитан заявлял:

– Ударим не хуже, чем под Деде-Ламином.

При этом он забывал, какие оглушительные потери понесли при взятии высоты. Известность шла не на пользу когда-то скромному комбату. Он совершенно не посчитался с мнением Маневича, когда назначил двух новых командиров отделений. Лейтенант расстроился и хотел поделиться невеселыми мыслями с Ходыревым. Однако тот был слишком возбужден.

– Сергей, ко мне девушка пришла. Отпусти на пару часов.

– Иди к Елхову, он теперь все решает. Командиров отделений нам самолично подсунул.

Борис его не слушал, бежал в ротную канцелярию. Разрешение получил без труда, даже до утра.

– Хватит времени? – важно спросил Елхов.

– Так точно. Спасибо, товарищ капитан.

– Орел, таких надо в командиры двигать, – сказал Елхов после его ухода. – А то заелись некоторые.

Воронков понял, ротный имеет в виду Маневича, и поддержал нужный настрой командира.

– Да, лейтенант что-то не того…

Он небрежно покрутил ладонью. Если Маневича назначат заместителем командира роты, он обязательно начнет цепляться к политруку, выталкивать вперед, где привык находиться сам. От пронзительного взгляда белоруса становилось не по себе, такой дурак сам угробится и тебя угробит. Однако настроение Елхова менялось из стороны в сторону, он подозрительно глянул на политрука и спросил с вызовом:

– Чего лыбишься?

– Улыбнуться, что ли, нельзя?

– Грамотный шибко, интриги за спиной плетешь. Только не помогут тебе приятели из политотдела.

– Ну, что вы, Степан Матвеевич!

– Они здесь останутся, а ты вместе со мной воевать будешь. Ох, скользкий ты, Витька… а Маневич парень правильный. Или не так?

Он угрожающе смотрел на политрука, тот не знал, что ответить. Неловкое молчание прервал старшина Глухов, который пригласил обоих поужинать.

– Пошли, комиссар, – сказал Елхов. – Надоели бумажки до черта… да и ты вместе с ними.

В комнате старшины было хорошо натоплено, на столе стояла сковорода с жареной картошкой, на алюминиевых тарелках лежало крупно порезанное сало, куски селедки. Под хорошую закуску выпили одну бутылку, за ней вторую. Глухов полез было за третьей, но командир его остановил:

– Хватит, Прокофий. Покурим, а там видно будет.

В это же время уголовники сидели возле печки, пили крепкий чай и вели неторопливый разговор. В центре внимания оставался Надым, который рассказывал о жестоком бое за высоту. Он не слишком хвастал, посмеивался над собственными страхами, но клонил историю в нужную сторону.

Получилось так, что блатные сыграли в бою едва не главную роль. Мужики позорно бежали и ложились под пулями. А когда капитан Елхов повел взвод в обход, братва себя показала. Почетную роль в своем рассказе Надым отвел покойному воренку Антохе, который проявил чудеса храбрости и погиб среди трупов убитых им фашистов. Сам Надым рубился саперной лопаткой, как шашкой, и уделал двух фашистов.