– И зачем это? – Лантаров спросил почти с раздражением. Он изумлялся все больше, вообще не понимая происходящего. Возникло противное ощущение пребывания в каком-то законсервированном колдовском вертепе, где события развиваются непредсказуемо и не так, как хочется.

– Давай я тебе расскажу за завтраком, договорились? Минут так через пятнадцать. Тебе не холодно?

В ответ гость только покачал головой – в горле у него застряли горечь и обида. Шура бесшумно удалился, а когда он уходил, Лантаров заметил на его правом плече необычную, приковавшую его внимание наколку в виде человеческого силуэта с парашютом. Ниже под ним он сумел прочитать три непонятные буквы «DRA».

– Самые важные и самые свежие мысли приходят ранним утром, чаще всего еще до рассвета или в момент пробуждения Земли. В это время у нас открыты все каналы приема информации, и потому это должны быть глобальные, стратегические размышления, ни в коем случае не связанные с чем-то мелким, материальным. Мудрые люди всегда так поступали, отдавая раннее утро мысли, а не заработку денег или чему-то еще. Вот почему я находился в одиночестве, в комнате, которую я специально сделал для таких упражнений. Вообще, за крайне редкими исключениями, я посвящаю раннее утро таким размышлениям.

Шура, стоя у стола в просторной рубахе из простой ткани и таких же штанах, объяснял и одновременно раскладывал вареный, рассыпчатый рис в тарелки. Лантаров же смотрел на него непонимающими глазами, как на редкий музейный экспонат. На этот раз Шура попросту перенес парня к столу, потому что у того совсем не было сил и к тому же чудовищно разболелись места переломов. Ноющая боль тоже мешала воспринимать Шуру, и мысли Лантарова расплывались, растворялись в неприятных болезненных ощущениях и снова вернувшемся чувстве беспомощности: «О чем это он говорит? До чего странный человек, как какой-то колдун или чернокнижник. В любом случае, чокнутый. А я думал, будто знаю его. Но я его совсем не знаю!» Хотя молодого человека подкупало в Шуре отсутствие излишнего сострадания – сопливого бабского нытья, которое и его быстро превращало в размякший в воде хлебный мякиш. Шура же держался с ним просто и ясно, открыто разъясняя свои действия и намерения. Как здоровый со здоровым. Помогая при необходимости, но без лишней акцентации внимания на самой помощи – все происходило естественно, натурально. Но Лантаров чувствовал, что одно обстоятельство заметно мешало их сближению – его непонимание и космическая удаленность от того, что делал его новый товарищ.

– Послушай, я ничего не имею против того, что именно так поступали мудрецы. Но я не понимаю, зачем это нужно вообще. И зачем это нужно мне? И как это связано с лечением перебитых тазовых костей?

Легкая усмешка тронула губы Шуры.

– Держи ложку и попробуй поесть, – произнес он заботливо, но все-таки непринужденно – ни его слова, ни интонация не вызывали неприязни. Затем он стал объяснять:

– Как ни странно, связано напрямую. Потому что в минуты такого беззвучного, предельно откровенного разговора с самим собой происходят настоящие чудеса. Нам открывается наша истинная природа, и мы начинаем понимать причины и следствия происходящего с нами, взаимосвязь нашей личной природы с природой Вселенной. Мы осознаем, что являемся божественными частичками и неотделимы от космоса. Просто, начав жить в хаосе, мы закрылись от Природы. И это стало причиной потери равновесия, попадания в зону беспокойства и возникновения в нашей жизни неприятных метаморфоз.

Лантаров открыл рот, дивясь, не сумасшедший ли перед ним человек.