Увидев досаду на лице друга, Александр понимающе предположил:

– Новый приступ черной меланхолии?

– Да как бы и не хуже… Совсем что-то плох наш банкир, а медицина только руками разводит.

– Печально, конечно, но как-нибудь переживем. Ты из-за этого такой хмурый?

Поглядев на Греве, что своим воркованием уже пошел на рекорд по времени, Главный инспектор условий труда всей агреневской Компании тихо вздохнул:

– Да с подготовкой «Волны преступности» не очень продвигается, накладка на накладке. Только насобирал в Финляндии дюжину подходящих душегубов-чухонцев – сразу трое в полицию угодили, а один вообще пропал… Главный злодей нервничает: ему семейный врач больше полугода жизни не дает, так он боится не успеть. Ну, или что мы передумаем, и его семья останется без обещаных денег. Он уже и морфий начал принимать, чтобы боль не донимала.

Нахмурившись, Александр потер гладковыбритый подбородок.

– Хм-мда.

Помолчав минуту в размышлениях, князь медленно протянул:

– Нехорошо… Знаешь, давай вечером посидим у костерка на пляже, пожарим мяса, попьем пива и подумаем на эту тему. Или что-то еще не ладится?

– С остальным, тфу-тьфу, все хорошо.

Долгин на всякий случай даже по деревянному подлокотнику кресла постучал, чтобы не сглазить.

– А что со здоровьем нашего дорогого обер-прокурора, все ли у него благополучно?

– Сам переживаю, командир: три дня тому назад французик посольский прокукарекал, что все исполнил в лучшем виде, а добрых вестей по сию пору нет. Подождем еще – и ежели наврал этот мужеложец набриолиненый, так я ему… О, вот и Мишель пожаловал!

При виде рослой фигуры Его императорского высочества Михаила Александровича, Технический директор Русской оружейной компании наконец-то нашел в себе силы расстаться с телефонным аппаратом.

– Рад, вас видеть, Валентин Иванович!

Как стоящий несоизмеримо выше по сословной лестнице, член Августейшей фамилии первым подал руку подданному своего старшего брата, с остальными же предпочел обойтись самым минимумом условностей, попросту проигнорировав требования этикета:

– Александэр… Григорий Дмитриевич.

Молодого Романова явно распирала какая-то интересная новость – совсем неаристократично плюхнувшись в кресло (которое протестующе скрипнуло, но все же удержало немаленький вес молодого атлета), он только ради приличия поинтересовался темой ведущегося до его появления разговора.

– Ерунда: рассказывал про свою поездку в Бургундию, на артиллерийское производство компании Шнайдера в Ле-Крезо.

– И каков результат?

– Я бы сказал, неопределенный. Меня приняли, выслушали, но ответа не дали. И вообще, сложилось такое впечатление, что после недавней истории с новой полевой трехдюймовкой, мсье Анри Шнайдер на нас несколько обижен.

Приятно улыбнувшись, двадцатилетний Великий князь, которому пришлось изрядно постараться самому, и даже задействовать свою матушку вдовствующую императрицу Марию Федоровну – всего лишь для проталкивания через военно-бюрократические «овраги и колдобины» разработанной с его участием новой артсистемы, весьма куртуазно заметил:

– Словами не передать, как меня печалит его обида… Но, пожалуй, я как-нибудь ее переживу. Александэр, как там Париж?

– Пока стоит. Во всем городе только и разговоров про наглость англичан, потребовавших освободить верховья Нила от французского присутствия. Все кипят в благородном гневе, и требуют от правительства биться за интересы Третьей республики до последней капли крови.

– И чьей же крови?

– Зуавов[13], вестимо – парижане только языками бойко воюют…

Согласно хмыкнув, Великий князь счел, что все положенные формальности с его стороны выполнены, и почти что интимным тоном поведал: