Несколько раз моргнув, Уля отвернулась и начала отчаянно кусать губы: уж как-то слишком красочно и живо она представила себе ухаживания в исполнении ее вечно занятого дядюшки. Пронизанные чувствами стихи телеграммой-молнией из Берлина, букет свежих фиалок авиапочтой из Парижа, исполненный нежности телефонный разговор по линии Москва-Санкт-Петербург – и раз в месяц плановая получасовая прогулка с возлюбленной, во время перерыва между заседаниями в каком-нибудь министерстве… Нет, нельзя хохотать, никак нельзя, дядя Саша может обидеться!!! Беззвучно выдохнув и утерев выступившие от сдерживаемого смеха слезы, Ульяна кое-как вернула на лицо спокойное выражение и повернулась обратно к опекуну:

– Конечно. Это ведь не мне недавно исполнилось целых тридцать лет!

– Да, не молодеем, не молодеем… Кстати, а у тебя случайно не появился на горизонте какой-нибудь юноша, очень похожий на моего будущего зятя?

Запнувшись в самом начале ехидной фразы об излишне переборчивых женихах, Уля резко перескочила на другую тему:

– Сегодня утром в Женский институт опять приходили студенты из Петербургского университета. Агитировали примкнуть к их стачке, и самым решительным образом бойкотировать занятия!

Поглядев на опекуна и увидев его неподдельный интерес, студентка-второкурсница продолжила:

– Говорили, что необходимо добиваться гарантий личной неприкосновенности, реформ образования и разных академических свобод…

– Например?

– Эм?.. Выборность ректоров, университетское самоуправление, свобода студенческих организаций, уменьшение годовой платы за обучение. Они много о чем говорили, всего и не упомнишь.

– И каков же был итог их пламенных речей?

Намотав один из непослушных локонов на пальчик, девушка перевела взгляд на пламя:

– Часть сокурсниц из тех, кто учится за свой кошт, согласились. И даже попробовали сорвать занятия, не пуская никого в институт…

Хмыкнув, Агренев договорил за сделавшую выразительную паузу воспитанницу:

– Однако, у этих злонамеренных девиц ничего не получилось – и более того, они вместе с агитаторами были с позором изгнаны из твоей альма-матер. Угадал?

Подозрительно прищурившись, второкурсница чуть привстала, дабы заглянуть в глаза дядюшки – но добилась этим только того, что с ее левой ножки свалился тапочек. Надувшись, она недовольно пробурчала:

– Так тебе уже доложили!..

– Все проще, Плюшка. Скажи, ты ведь помнишь, что значительная часть твоих сокурсниц является?..

Забыв про предательски сбежавший тапок, сероглазая красавица ненадолго задумалась, после чего уверенно продолжила:

– Именными стипендиатками благотворительного фонда Вожиных или общества Белого креста. То есть им нельзя нарушать условия договора на обучение, иначе им грозит немедленное отчисление с отработкой долга! Действительно, все просто…

Ласково погладив бархатно-нежную щечку Ульяны, опекун (которого она уже давно считала вторым отцом), утешил огорчившуюся девицу:

– Со временем и толикой приобретенного опыта, ты и сама начнешь уверенно просчитывать такие моменты… Кстати, этим твоим агитаторам-студентам дворянского происхождения вообще-то сильно повезло, что девицы из крестьянских и рабочих семей их просто отпустили.

– Эм?..

– В смысле, целыми. Или им все же досталось?

– Очень! Лицо расцарапали до крови, шапки сбили, волосья драли. Катя… Это одна из знакомых мне стипендиаток – вообще заявила, что поколотит любого, кто будет мешать ей учиться. А когда одна из сочувствующих студентам девиц гадко ее оскорбила, то отвесила обидчице такую пощечину, что нахалка мигом прикусила язык! Мы ее теперь Неистовой Като зовем, или Великой Грозной Кэтти.