Прожив в кабинете пару дней, гость постепенно обвыкся и общался без прежней настороженности. Оценив эти изменения, опер пришел к выводу, что пора «брать быка за рога».

– Слушай, Сосо, – сказал Стас, задумчиво выпуская дым через ноздри. – Ты горец, стало быть, человек прямой…

Тот поставил на стол стакан с чаем и спокойно поглядел оперу в глаза. И этот взгляд многое сказал. Горцы, конечно, народ прямой. Возможно. Но, несмотря на прямоту, им доступно такое коварство, что всякие там Талейраны и Борджиа в сравнении с ними дети малые. По внимательному взгляду собеседника Стас почувствовал, что верную ноту взял, не сфальшивил.

– Я понимаю, Станислав, что у тебя есть ко мне вопросы, – неторопливо сказал Сосо. – Спрашивай. Я тебе отвечу.

«Да, не врали историки, – подумал Стас. – Взгляд у него действительно стоит отдельного упоминания. Как у нашего полкового особиста прямо».

Своим спокойным ответом Сосо как-то незаметно перехватил инициативу в разговоре и теперь вел «первую скрипку». Это следовало во что бы то ни стало поломать.

– А я думаю, и спрашивать ничего не стоит, – пожал плечами Сизов. – Я тоже человек прямой, я сибиряк. А ты революционер, это и к бабке не ходи. Бросаешь бомбы и думаешь, что куча трупов приведет тебя к светлому будущему.

Надо отдать должное Сосо – ни один мускул не дрогнул на его лице. Он спокойно, даже с легкой усмешкой, продолжал смотреть на Стаса. Силен, бродяга!

– Я не собираюсь звонить в полицию, – он встал и, пройдясь по комнате, остановился у стола. – И выгонять тебя тоже не собираюсь. Я понимаю, что монархия себя изжила…

Сосо продолжал неотрывно смотреть ему в лицо, даже чуть кивнул, как бы поощряя – ну, давай, давай.

– Но неужели ты всерьез веришь, что, пачками убивая ни в чем не повинных людей, можно как-то улучшить общество? Что это за общество такое будет?

Сосо отхлебнул остывшего чая, встал и, мягко пройдясь по комнате, подошел к Стасу и остановился напротив.

– Я не бомбист, Станислав. Я не убиваю людей. И я не верю, что таким путем можно чего-то достичь. Чего-то путного, я имею в виду, – усмехнулся он совершенно по-сталински. – Я тебе прямо ответил? Как горец. А теперь ты мне скажи прямо, как сибиряк.

Он опять прошелся по комнате и, подойдя, уткнул палец ему в грудь.

– Что сделал лично ты?

– В каком смысле? – приподнял бровь опер.

– Ты сказал, что самодержавие себя изжило, так?

– Так, – кивнул Стас.

– Что сделал лично ты, чтобы это исправить?

«Ого, – подумал опер. – Так, того и гляди, не я его вербану, а он меня заагентурит. Вот, блин, дядя Джо, с тобой хрен расслабишься. Я еще таких, пожалуй что, и не встречал».

Вопрос, прямо скажем, застал его врасплох. Скрывая легкое замешательство, он взял со стола папиросу и, прикурив, потянулся открыть форточку. Сосо с улыбкой наблюдал за всеми этими манипуляциями.

– Я ничего не делал, – выпустив дым, пожал он плечами. – Помогать тем, кто стреляет чиновников, я считаю делом бессмысленным и, главное, недостойным. Убили одного – поставят другого, только и всего. Возможно, еще худшего. Или творчество господина Маркса рабочим объяснять? Увольте…

– А чем тебя лично не устраивает господин Маркс?

– Меня? – удивился Стас. – Я-то тут при чем? Ко мне-то этот господин точно никаким боком…

– Как же ты полагаешь, нужно переустроить общество? – серьезно спросил Сосо. – Если ты об этом думал.

– Есть у меня одна идея, – простецки почесал в затылке опер. – Но мне без толковых помощников не обойтись.

– Интересно! – Оппонент сел на стул верхом и пристально посмотрел на Стаса. – А можно поподробнее? Если, конечно, это не секрет.