Пенсионер терпеливо сидел перед кабинетом врача. Его талончик был на 12:00. Но без пяти двенадцать мимо него неторопливо и вальяжно прошёл в кабинет бывший начальник городской милиции. Борис Николаевич сразу узнал его, хотя не видел много лет. Когда-то давно товарищ подполковник выписал ему штраф за пребывание в вытрезвителе. Через минуту медсестра, приоткрыв дверь, попросила Афонькина «немного подождать». Ждать пришлось довольно долго. Прошло уже двадцать минут и вдруг… Борис Николаевич почувствовал волшебное действие гутталакса! Причём действие нетерпеливое и резкое! «Сейчас этот пень выйдет, и мне заходить в кабинет! Сколько она с моими протезами проковыряется, неизвестно! Не высижу ведь!» – молниеносно пронеслось в голове Бориса Николаевича. И действительно, дверь открылась, и бывший начальник милиции бодро вышел из кабинета. Через пару минут дверь опять приоткрылась, и медсестра, заученно улыбнувшись, пригласила Афонькина: «Проходите, пожалуйста!» Борис Николаевич встал, и у него так подступило, что он только и успел произнести: «Извините, я сейчас», – и помчался в туалет на первый этаж.

Дав непредсказуемому гутталаксу свободу, минут через пятнадцать Борис Николаевич, робея, заглянул в стоматологический кабинет. В кресле развалилась крупногабаритная блондинка. Около неё крутилась врачиха. «Как она в кресло-то убралась?» – подумал пенсионер про блондинку. Медсестра подошла к двери и снова попросила подождать Бориса Николаевича, «потому что ваше время вышло и теперь вот очередь женщины». Борис Николаевич, чертыхнувшись в душе, снова уселся в кресло в коридоре. «Вот пока могу терпеть, так эта кобыла впёрлась! Откуда она взялась? Вроде бы и не было её!» – думал пенсионер.

Минут через пятнадцать дверь открылась, и показался огромный зад блондинки, обтянутый юбкой телесного цвета. Ненавистная незнакомка выходила из кабинета спиной вперёд, потому что благодарила врача и медсестру и прощалась с ними.

Прощание славянки затянулось минут на пять, во время которых проклятый гутталакс в животе бедного пенсионера ожил и пошёл в атаку. Блондинка наконец-то распрощалась с врачом и медсестрой и неторопливой каравеллой проплыла мимо красного Бориса Николаевича. Из кабинета выглянула врач. Она что-то хотела сказать, но Борис Николаевич перебил её:

– Извините, а можно я в следующий раз приду! Самочувствие плохое!

– Давление? – спросила врач.

Гутталакс услышал слово «давление», и Борис Николаевич чуть-чуть не пустил струю в трусы.

– Да, – скорбно подтвердил мученик-пенсионер.

– Так вам, может, таблеточку дать? – участливо спросила врачиха.

– Ой, нет, нет! Я пойду! – простонал Борис Николаевич.

– Приходите также через неделю, – успела предложить врач уходящему пациенту. А Борис Николаевич уже стрелой летел на первый этаж…

Дома его попыталась ласково встретить жена:

– Ну, Боренька, показывай свои «обновки»! – радостно проговорила она.

Но Борис Николаевич, сделав свирепое лицо, быстро скинул полуботинки и рванул в туалет мимо опешившей супруги.

После того как Граф был отхлёстан по морде задушенной им курицей, которая имела наглость отведать его каши с мясом, пёсель уяснил, что любое наглое существо в перьях неприкосновенно. Поэтому кур, уток, гусей, индюков и даже голубей он ненавидел и отгонял со своей территории лаем, рычанием и прыжками. А прыгал немецкий овчар так, что любой горный козёл мог обзавидоваться.

Однажды Граф во время прыжка за голубем почувствовал, что тоже почти взлетел, даже лапами взмахнул. Но всё же вернулся на грешную землю и увидел на ней свои бывшие оковы: цепь и разорванный ошейник.