Девица распахнула призрачные очи.

– И тебя тоже хотят замуровать в этом замке, о незнакомая дева?

– От меня кое-чего ждут, – прошептала Таня. – Но замуровать… Нет, надеюсь, что нет!

– А-а-а… – Аделина дер Фонрайт подняла к груди укрытые рукавами ладошки, сложила их молитвенно. – Но если тебя все-таки поведут замуровывать, отнесись к этому смиренно, дева. И с достоинством ступай к своему последнему покою. Как это сделала я…

Она скользнула к центру комнаты и растаяла там. Факелы тут же засияли с прежней яркостью. То ли призрак своим появлением приглушал их, то ли просто в присутствии этой персоны воздух темнел.

Таня еще какое-то время лежала, косясь взглядом в центр комнаты. А потом погрузилась в тяжкий сон, наполненный непонятными и пугающими сновидениями, которые потом даже не смогла вспомнить.

Наутро хлеб принес молодой парень с черными кудрями. На звук открывающейся двери Таня проснулась мгновенно. Помедлила, лежа под одеялом, поглазела на симпатичного парнишку, который дошагал до сундука, избегая глядеть в сторону кровати. Парень заменил пустую тарелку на другую, с хлебом. И поменял кувшин.

Когда кудрявенький развернулся к двери, Таня решилась. Рывком села на кровати, позволив одеялу упасть на колени. Прогнулась, чтобы грудь – она у нее была маленькая, но все же имелась – гляделась пообъемистей. И сказала, улыбаясь во все тридцать два зуба:

– Здравствуйте! Скажите, а на воле сейчас что, вечер или уже утро?

Умом она понимала, что сейчас там наверняка было утро. Или полдень – в зависимости от того, сколько она проспала. Но надо было повалять дурочку, и она ее честно валяла.

– Не… – сурово начал было парень, глядя перед собой. Потом взгляд его скользнул на Таню и на ее грудь колесом.

Старенькая застиранная футболка, в которой она вчера вышла из дома, натянулась очень даже откровенно.

– Не велено разговаривать! – выпалил парень. И рванул к двери.

У нее мелькнула мысль выскочить следом. Но куда бежать потом? Здесь она была чужая среди чужих. Да и парнишка тревогу поднимет, не будет же он столбом стоять.

Парень переступил через порог комнаты, и только тогда Таня заметила нечто, чего не видела прошлым вечером, когда приходила Арлена. Воздух в дверном проеме, пропуская кудрявого, подозрительно блеснул. Синеватым отсветом. Надо думать, что и тут имела место магия. Проклятая волшба, как ее охарактеризовала Аделина…

Таня откинулась на подушку и несколько минут предавалась унынию, приправленному ностальгией. Потом решила с этим унынием бороться. Руками и ногами.

К тому времени когда Арлена принесла ей обеденную пайку, Таня успела сделать три раза зарядку и принять долгую ванну. Чтобы взбодрить свой дух.

– Княжна… – Арлена приветствовала ее легким приседом. – Как вам спалось, как настроение? И – ай-ай-ай, княжна! – не беседуйте больше с мальчиком, который будет приносить хлеб по утрам, пока я занята своим завтраком. В следующий раз он вам не ответит. Тюремщик, болтающий с заключенным, – это почти посетитель. А сие князем строжайше запрещено. Я буду вынуждена доложить светлейшему, он будет вынужден еще больше ужесточить условия содержания…

Таня, которая собиралась рассказать о приходе Аделины, прикусила язык. Стало быть, они решили лишить ее не только свободы и человеческой еды, но и человеческого общения? Ну ничего, чихали мы на это. Будем общаться с Аделиной.

– А что же вы сами со мной беседуете? – спросила Таня и медовенько улыбнулась.

Арлена глянула, сложила губы в усмешке.

– А я добрая тюремщица, каковая должна вас, узницу, просвещать и на путь истинный наставлять. Княжна Татьяна, не пора ли, отринув детскую гордыню, пойти навстречу вашей семье? Светлейший князь спрашивал о вас и вчера за ужином, и сегодня.