Мой механик-водитель, татарин, тоже забрался внутрь:

– Командыр! Здесь бочонки какие-то, с краником.

– Какие еще бочонки?

– Кружки висят на цепочке. Можно буду пробовать?

– Ну, попробуй…

Кричит:

– О! Вкусно-то как!

Стали разбираться: в одном – коньяк, в другом – белый ликер. Я тоже попробовал коньячку. А механик не унимается:

– Командыр, здесь еще круг!

– Какой круг? Бросай сюда!

Выбрасывает через верхний люк желтый круг размером с маленькую покрышку с дыркой в середине. Покрутили, повертели мы его и бросили, подумали – «что это за говно такое». А потом врач Цирюльникова, когда уже выходили из боя:

– Коля, да ты что, это же сыр!

Она еврейка. Они жили в Городне на Украине, там с продуктами всегда лучше было. А мы-то сыров не ели ни разу в жизни. Что это за сыр такой?.. А потом приехало начальство и все это у нас отобрало…»

Район р. Удай.

18 сентября 1943 года

Передовую «Тигры» прошли поздно вечером, когда на горячую землю, истерзанную огнем и железом, опустилась благостная тьма.

Линии фронта как таковой не существовало – немцы, отброшенные к западу, спешно окапывались, готовясь к отражению с утра атак Красной Армии. Сплошной полосы обороны еще не было создано, хваленый немецкий орднунг пока что не осилил творившийся бардак, поэтому танковая колонна штрафников без труда проследовала в тыл.

Лишь однажды включились фары тупорылого «Опеля-Блиц». Высветили колонну «Тигров» и погасли. Свои.

А штрафники тоже не шибко прятались – врубили фары и перли себе по шоссе Ромны – Прилуки.

Задача перед 3-м корпусом стояла такая – перерезать ромненской группировке врага путь отступления на юго-запад. 3-я танковая и 2-я мотострелковая бригады двинутся именно этой дорогой, по шоссе в Прилуки.

А вот штрафникам надо было сворачивать к реке Удай – там, неподалеку от села Журавки, располагался немецкий аэродром. Он являлся первой целью танковой роты Репнина. А потом стоило наведаться и в сами Журавки.

После ночного перехода танкисты выбрались к аэродрому. Дело было перед рассветом, в сереющих сумерках. Германцы почивать изволили – спали пилоты, спали техники, даже часовые дремали.

Дорога была широкая, и «Тигры» построились в две колонны.

Дозорный на вышке встрепенулся, углядев танки, но тут же успокоился – свои же.

– Первый – Второму! – вызвал Геша Лехмана. – Бей по правому краю. Там то ли склад боеприпасов, то ли бочки с бензином. Выйдем на поле – расходимся веером. На самолеты снаряды не тратьте, давите их гусеницами!

– Есть!

Репнин пригляделся. Ворота, затянутые колючей проволокой, были закрыты. Слева виднелись какие-то здания, то ли казармы, то ли еще что.

– Заряжающий, фугасным!

– Есть фугасным! – сказал Мжавадзе, выволакивая длинный боеприпас с головной частью, окрашенной в желтый цвет. – Готово!

– Санька, давай по казарме, или что там у них. Огонь!

В снарядах для «Тигра» капсюльные втулки были заменены на электрозапальные, поэтому Федотову надо было всего лишь нажать кнопку электроспуска – ее приделали на штурвальчик вертикальной наводки.

Грохнуло. Гильза из казенника зазвякала по латунному желобу, прикрытому брезентом, и выпала в короб. Завыл вентилятор, сработала продувка ствола.

Репнин глядел в прицел, не отрываясь. Снаряд влепился в стену казармы, и та будто вспухла – крыша поднялась облаком огня, дыма и обломков, вывалилась стена.

У Лехмана рвануло куда эффектней – целью его и впрямь стал склад боеприпасов. Обычный навес, под которым были сложены авиабомбы. Множественные разрывы мигом уничтожили строение, поражая осколками вблизи стоявшие самолеты.