И вот она стоит перед двумя могилами, видит Лису, сидящую напротив могилы брата на коленях и рыдающую, но не чувствует ничего, кроме неловкости. Ей неудобно за то, что она даже заплакать не может, стоя перед его могилой, поэтому всеми силами старается не смотреть на его надгробье и видит только фотографию брата. Вот при виде него в груди и правда сжимался тугой узел, который рвал внутренности на части. Хотелось биться головой о землю, орать, метаться из стороны в сторону, лишь бы не признавать того, что Димы больше нет.

Но стоило перевести взгляд на фотографию Саши, как ничего не происходило. Пусто там, где еще вчера что-то было. И эта пустота пугала Лану настолько, что она даже не могла оплакать брата. Она стояла позади всех, видела, как рыдала Лиса, как плакали Фера с Джен, но не могла выдавить и слезинки. Вернее, при взгляде на лицо Димы могла, но не позволяла себе, потому что не чувствовала права оплакивать брата, раз ничего не чувствует из-за смерти половинки. Это было странное состояние. С одной стороны, хотелось рыдать наравне с Лисой, а с другой – она не могла.

Не желая привлекать к себе внимание, Лана предупредила Кирилла, что хочет прогуляться, взяла у него деньги и направилась прочь от собравшихся. Ей хотелось побыть одной и разобраться в собственных, словно замороженных, чувствах.

Замороженных – было именно тем словом, которое максимально четко описывало ее состояние. Внутри было пусто и морозно. Чего-то не хватало. И это что-то она отправилась искать по городу. Ноги сами собой несли ее вперед по местам, где они были вдвоем с Сашей. Но то ли все эти дома и улицы настолько изменились, то ли и правда с ней что-то было не так, но она продолжала ощущать эту пустоту и дальше. Она не чувствовала ни голода, ни усталости в ногах, ни неудобства из-за начавшегося дождя. Зато ощущала холод, который, казалось, к непогоде не имел никакого отношения.

Он сопровождал ее с самого пробуждения. И в какой-то момент она даже поняла, что это не просто холод, а его сила. Вот только шел этот холод снаружи, а не изнутри. И призвать его силу ей не удавалось, сколько она ни пыталась. Воздух, свою новую силу, она чувствовала, но дар Саши в руках не ощущала, и это пугало не меньше пустоты на сердце.

Когда на город опустились сумерки, Покровская все-таки вспомнила о базовых человеческих потребностях и зашла в кафе, невольно заказав любимое Сашино блюдо и с трудом разобравшись в деньгах, которые ей передал Кирилл.

«Мясо сначала смочи в соусе, так вкуснее».

– Но он жирный.

«В этом самая прелесть! Попробуй. Ну!»

Лана обмакнула и без того жирный кусок свинины в сырный соус и зажмурилась от удовольствия.

«Вкусно, да?!»

– Но очень жирно, – покачала головой Покровская. – Если Лиса узнает, она меня убьет за такое издевательство над фигурой.

«Ее здесь нет, ешь, а я послежу за дверью. Если появится, я тебя предупрежу!»

Лана рассмеялась и поймала на себе обеспокоенный взгляд пожилой пары напротив. Девушка смутилась и резко обернулась в сторону соседнего стула, поняв, что только что разговаривала сама с собой.

– Что со мной? – пробормотала она, отодвигая практически нетронутое блюдо и поднимаясь из-за стола.

Под непонимающим взглядом все той же пары она выбежала под проливной дождь и направилась в сторону автобусной остановки, которую заметила, когда шла к кафе. Раньше в первом мире автобусов не было, а теперь, похоже, это стало обычным делом.

Покровская забежала под козырек автобусного комплекса и подняла замерзшие пальцы к лицу, чтобы дыханием согреть их. Она недолго ждала автобус, прежде чем заметила, что на нее смотрит, не мигая, мальчик лет пяти. Девушка попыталась выдавить дружелюбную улыбку, но ребенок в ответ лишь указал за ее спину.