Еще Джен боялась, что Матвей будет похож на Андрея. Но и это ее предположение оказалось ошибочным. Конечно, в некоторых мелочах Покровский был схож с тем, кто его вырастил. И это было трудно не заметить. Он предпочитал тот же выдержанный и строгий стиль в одежде, он повторял за Реем и интонацию, и некоторые фразы, он предпочитал в еде блюда, что нравились Темнову. Но на этих несущественных, в общем-то, привычках их сходство заканчивалось.

В остальном же Матвей и Рей были совершенно разными. Даже энергетика от них исходила противоположная: от Андрея более холодная и рассудительная, а от Матвея взбалмошная и граничащая с сумасбродством. Приглядываясь к нему все эти месяцы, Джен в какой-то период начала сравнивать его с Димой, ведь тот тоже был неуправляемым и очень энергичным. Но и на своего родного отца Матвей был похож лишь отчасти, потому что даже близко не был таким милым и дурашливым. Доставшийся Джен парень был ответственным и безответственным одновременно, смешливым и серьезным, вдумчивым и безрассудным, злопамятным и отходчивым, суровым и миролюбивым. И еще многие качества в нем странным образом сочетались и переплетались в коктейль, к которому Джен пристрастилась в сумасшедшие три месяца их романа, когда они пытались урвать хотя бы час или пару минут для того, чтобы побыть вместе, а не в гуще набирающей обороты войны.

В эти три месяца Джен словно не помнила себя, растворившись с головой в другом человеке, забыв про подруг и окружающих, нормы приличия и свои собственные предрассудки и страхи.

В эти три месяца она была так счастлива, как не была за всю прошедшую жизнь. Она словно пыталась нагнать потерянные годы стремительным развитием романа. И оказалась совсем не готова к его последствиям.

Жизнь Джен перевернулась с ног на голову за пару дней. А началось все с утра, когда она не могла проснуться, испытывая слабость, будто от гриппа, которым болела в далеком детстве. Матвей, который обычно любил поваляться в кровати подольше, уже вовсю бегал по комнате, собираясь на службу, а Джен выглядывала из-под одеяла, а потом снова пряталась под ним, не в силах собраться и встать.

– Ты просыпаться собираешься? Там Лана уже орет, что мы опаздываем, – заходя в комнату в очередной раз, поинтересовался Покровский. Он поставил поднос с блинами и чашкой кофе на туалетный столик, который раньше принадлежал его жене, а теперь Джен, все-таки переселившейся к нему в комнату после Нового года.

– Я не могу, – пожаловалась девушка, закрывая нос одеялом, когда почувствовала запах кофе и масла. – Спать хочу.

Матвей непонимающе на нее посмотрел, и Джен все-таки пришлось подняться с кровати и со стоном направиться в ванную. При этом ей казалось, будто к каждой ноге привязано по гире, а к спине – мешок с цементом. Прохладная вода помогла прийти в себя, и она почувствовала себя лучше и даже позавтракала. Правда, пожалела об этом уже после того, как они с Покровским и Стихиями вошли в портал.

– Мне плохо, – пожаловалась девушка, прикрывая рот ладонью.

– А? – переспросил Матвей, слушавший отчет Защитника, который их встретил в Даркнессе.

– Меня сейчас стошнит, – запаниковала девушка, оглядываясь в поисках туалетной комнаты. – Где здесь… – договорить она не успела, хватаясь вновь за рот. К счастью, Покровский быстро сообразил, что ей надо, и отвел в ближайшую комнату.

Стихии и другие Защитники, кажется, даже не заметили их исчезновения.

– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Матвей, когда бледная девушка вышла в коридор.

– Не знаю, – хмурясь, ответила она. По ее разумению, она, как древняя сила стихии, не должна была вообще ничем болеть, но ее неожиданный приступ говорил об обратном. – Мне уже лучше. Может, отравилась?