«Хели где-то рядом», – шепчет Сабина, и – да! – я тоже его чувствую. Он свет и тепло – светящийся шар посредине комнаты.

«Смотри!»

Анна указывает на окно. За окном валит крупными хлопьями снег, несмотря на яркое и безоблачное небо.

Привет от Тимо.

Эта мысль приходит в голову всем одновременно.

Появился друг Сабины. Он звонит в детскую клинику. Узнает, в какой палате мои дети. Меня усаживают в машину, на заднее сиденье. Между Анной и Сабиной, которые поддерживают меня. Дорога мне известна. Я сама должна была бы ехать сюда, тем же днем, к тому же часу. Как всегда по четвергам, вот уже восемь лет подряд меня ждут в этой больнице те же сестры.

И сегодня я буду вовремя. Как всегда. Но без клоунского носа, без разноцветного костюма. Без радостной улыбки. И с моих губ не слетит ни одна шутка. На сей раз дети, которые меня ждут, – мои собственные.

Могу ли я назвать случайностью то, что мои дети были доставлены именно в ту больницу, где я год за годом веселила людей в качестве клоуна? Или выбор места действия – целиком замысел кукловода, дергающего меня за ниточки?

И кто должен разрешить верить последнему? Кто, кроме меня? Я устремляю взгляд вверх, туда, где, по моим предположеним, находится кукловод, и благодарю его. За то, что запах этой больницы мне знаком и приятен. За то, что вахтер на входе не какой-нибудь чужой, а давно мне известный человек. За то, что Ханнес, мой коллега, клоун и друг, ждет меня и протягивает мне бумажный стаканчик какао из автомата.

Подкрепляться стаканчиком какао перед выступлением – мой давний ритуал.

С благодарностью я пригубляю какао из бумажного стаканчика.

Как всегда. Нет: как раньше.

Дрожа всем телом, я вцепляюсь в стаканчик. Словно пытаясь тем самым задержать время. Удержать то время моей жизни, которое именно в эту секунду от меня ускользает.

Всепроникающий запах дезинфекции. Вкус какао во рту. Голос моих коллег на слуху. Я могла порадовать любого физиолога. Во мне, как в собаке Павлова, проявились затверженные повседневностью рефлексы, результат моей многолетней работы в больнице.

В больнице смеются. В больнице у меня хорошее настроение. Мне хорошо в больнице.

Определенная часть моего организма обо всем этом помнила, пока я сидела под дверью операционной, дожидаясь хирурга.

Мой мозг не забыл о тысячах улыбок, которые мне дарили тяжело больные дети. И о тех моментах, когда мне было позволительно дарить искорку жизнелюбия раздавленным горем родителям, чьи дети находились в реанимации.

Для клоуна, в которого я превращалась в этих стенах, все типично больничное было поводом для заражения восторгом. Белизна больничных палат? Прекрасна, как свежевыпавший снег. Запах дезинфекционных средств – чем не парфюм? А к пребыванию в больнице можно отнестись как к бесплатному отпуску.

Свежее постельное белье, завтрак в постель, любезный персонал – чего же еще желать?

Часть меня, оказавшись в привычной среде, пытается обрести присутствие духа. Моя воля к жизни заставляет снова надеть невидимый красный нос. Она крепко берет меня за руку. И, поощряя улыбкой, обещает мне позаботиться о том, чтобы я снова обрела повод для радости и надежды. У постели моих детей, вдыхая дезинфекционный запах, постоянно испытывая ноющую боль. Или где-нибудь еще.

В моей голове царила полная пустота. Никаких планов. Полная готовность к броску в неизвестность.