Ну вот. Не прошло и минуты, а он уже не выносит меня и ругается. Вот придурок.

– Ты опоздал.

– Я знаю. Я уже сказал, у меня нет времени.

– Не думаю, что у тебя есть выбор. – Обернувшись, я наклоняюсь и хватаю стул, поднимая его. Когда я снова разворачиваюсь к нему, его взгляд быстро поднимается к моему лицу, как если бы он рассматривал мою задницу, и, клянусь, мои щеки горят.

На самом деле мне понравилось подловить его на том, что он рассматривал меня.

Что со мной не так?

– Мне вообще не нужна твоя помощь, – говорит он, встречаясь со мной взглядом. – Обычно у меня все в порядке с английским.

Я не знаю, что сказать, и просто смотрю на него. Должно быть, я выгляжу жалкой, но его глубокие ярко-зеленые глаза такие красивые, что в них почти больно смотреть. В этих глазах можно потеряться. Держу пари: тысячи девушек до меня уже пропали в них.

– Правда? – спрашиваю я голосом, полным презрения. – Если верить твоему учителю, ты провалил экзамен.

Его великолепный рот сжимается в твердую линию, губы такие полные, что их можно было бы счесть женственными, если бы не все эти резкие линии лица, мгновенно сглаживающие подобные намеки.

– Да все это фигня, – бормочет он, проводя рукой по волосам, спутывая их.

Ему идет. За эту мысль мне хочется стукнуть себя. Куда подевались мои лесбийские планы? Или планы об асексуальности? Отброшены в сторону из-за красивого парня, вошедшего в комнату с предвзятым отношением и твердым намерением уйти от меня?

Нет, я не одна из тех девушек. Я умная. Мальчики меня не интересуют, и мне это подходит. У меня есть защитная оболочка, спасавшая меня столько лет, но я и не подозревала, что она настолько тонкая.

Он пробил в ней брешь одним лишь взглядом своих ярко-зеленых глаз и даже не подозревает об этом. Я отказываюсь подчиняться его власти.

– Почему бы нам не присесть и не обсудить это? – предлагаю я, устраиваясь на стуле и пододвигая его поближе к столу.

Он не последовал моему примеру. Он возвышается надо мной, высокий и широкоплечий. Он все, что я могу видеть. Я поднимаю голову, и мне совсем не по душе, что он контролирует ситуацию. Неприятно то, что он смотрит на меня сверху вниз, как на пустое место, словно он может уйти прямо сейчас и просто забыть о моем существовании.

Вероятно, так и есть.

– Разве мы не можем просто сказать, что я прихожу к тебе каждую неделю, ты получаешь деньги, и мы делаем вид, что все в порядке? Ты строчишь свои жалкие отчеты, а я возвращаюсь к своим заданиям, набираю минимальный проходной балл, и все? – спрашивает он, протягивая руку и сжимая спинку стула, стоящего перед ним. Его длинные пальцы хватаются за край стула так сильно, что костяшки белеют. Он напряжен.

Отлично. Я – тоже.

– Хм, это ложь и мошенничество.

Я говорю медленно, с нажимом на каждом слове.

– Да ну? А мне это подходит. Мне просто нужно подтянуть предмет, не так ли? – По его словам, все так легко.

– Ты завалил уже три теста, – подчеркиваю я, не потрудившись даже взглянуть на лист, свидетельствующий о его эпическом провале по английскому. Я все прочла это до его прихода и даже запомнила. – Также ты ходишь на занятия по литературному творчеству и там тоже очень близок к провалу.

– Я думал… – он замолкает и выдыхает, слегка раздувая ноздри, – это будет легко.

– Очевидно, что нет, – я поднимаю бровь и горжусь своим внешним спокойствием и хладнокровием. Внутри же нервы скрутились в тугой комок.

– Я заплачу тебе больше, – выпаливает он. – Я не могу… мне нужно работать.

Его предложение ошеломляет меня, и все, на что я способна, – это хлопать глазами.